С приходом фашистов на Юг России на территории трех республик, двух краев и двух областей летом-осенью 1942 года погибли не менее 67 500 евреев, что составляет 56,3 % всех жертв холокоста на территории Российской Федерации. Подавляющее большинство этих жертв (91,2 %) было уничтожено на территории Ставропольского и Краснодарского краев, а также Ростовской области.
Избежали уничтожения только горские евреи, проживающие на территории Кабардино-Балкарии и в г. Нальчике.
Из диссертации Е. А. Войтенко «Холокост на Юге России в период Великой Отечественной войны (1941-1943 гг.)».
Почему уцелели горские евреи, живщие в Кабардино-Балкарии? Почему в республике, где была одна из самых больших общин горских евреев (более пяти тысяч человек; по данным на 7 августа 1944 года – 4720) на территориях, окуппированных фашистами, они остались живы? Тогда как, к примеру, в Крыму были уничтожены все горские евреи, а всего в 1941-1942 годах здесь расстреляли почти 25 тысяч евреев и крымчаков (еврейская субэтническая группа, представители которой исповедо¬вали иудаизм, но говорили на татарском языке). И это по немецким источникам, тогда как по совет¬ским – число жертв приближается к 40 тысячам.
Аналогичные примеры есть и по Северному Кавказу – в Богдановке, еврейском колхозе под Моздоком, была уничтожена вся община - 472 человека.
В чем же причина феномена сохранения горской общины Нальчика? Фашистским нелюдям не хватило времени? Но только за один день – 11 декабря 1941 года – в Симферополе было казнено 14 тысяч евреев. Тогда как оккупация в разных районах республики продолжалась от двух до пяти месяцев. За это время было убито 4240 мирных жителей, в том числе около ста европейских евреев. В общем же числе невинно убиенных только 10 человек (цифры разнятся – от названной до в четыре раза большей) горских евреев. Да и те были лишены жизни не по причине национальной принадлежности, а как коммунисты, советские активисты.
Ответ на поставленный вопрос есть и он не в чуде, божественном провидении, а в людях – как в тех, кто в силу своего авторитета, положения, возможностей мог влиять на судьбу этноса в целом; так и в тех, кто жил рядом, кто, рискуя своей жизнью, спасал соседей, знакомых.
Ответ этот мы найдем в свидетельствах очевидцев, которые были собраны в Кабардино-Балкарии. А начнем с того, что двадцать лет назад – в 1997 году, в функционировавший в то время в Нальчике еврейский общественно-политический центр «Товуши» позвонили из фонда «Шоа» с просьбой помочь записать воспоминания горских евреев. Фонд этот организовал американский кинорежиссер Стивен Спильберг, чьи фильмы «Индиана Джонс», «Челюсти», «Парк юрского периода» и многие другие пользуются широкой популярностью.
Но Спилберг, как известно, постановщик не только грандиозных блокбастеров, но и фильма «Список Шиндлера», повествующего о трагической судьбе евреев в годы Второй мировой войны. На заработанные от этого фильма деньги режиссер и основал фонд «Шоа» (это слово в переводе с иврита означает катастрофа, синоним – холокост), цель которого – собрать разного рода свидетельства (письменные источники, документы, интервью) жертв геноцида.
Руководитель центра «Товуши» Светлана Данилова, ныне проживающая в Нью-Йорке, отобрала таких людей и в начале 1998 года в Нальчик по заданию фонда прибыли интервьюеры и оператор. В том же году от «Шоа» были получены видеокассеты с записями, а Светлана Данилова предложила издать имеющиеся на них тексты отдельной книгой.
Это было очень непросто – впервые нам пришлось работать не с рукописью, а с черновыми расшифровками записей интервью. Причем сами для себя мы поставили условие – не редактирование, не приглаживание сказанного пожилыми и в абсолютном большинстве малограмотными людьми, а полная достоверность. В фактах, именах – как само собой разумеющееся, но и в стиле, интонациях.
В 2000 году эта книга, включившая в себя 14 свидетельств людей, переживших холокост, вышла в нашем издательстве. Мы назвали ее «Исход горских евреев: разрушение гармонии миров». В своих интервью пожилые люди кое-что подзабыли, что-то поменяли местами, что естественно в их возрасте и что возможно – мы поправили. Гораздо важнее другое (и здесь мы проинорировали обязанности редактора) – натуральность их чувств: любви и благодарности к соседним народам, сожаления, что приходится покидать землю, где остаются могилы предков (книга готовилась в момент массового отъезда горских евреев из РФ), тоски по опять разбросанным по миру родственникам, терпимости и сострадания.
Свидетельства, приведенные в книге, потрясают покорностью судьбе, незлобивостью и непреходящей печалью. Обитатели горско-еврейской колонии г. Нальчика во время фашистской оккупации ожидали, что их расстреляют. Общинная психология, почитание семейных уз сделали невозможным, чтобы каждый спасался в олдиночку. Что будет со всеми, то пусть случится и со мной – вот лейтмотив практически всех интервью. Как и другой, куда более жизнеутверждающий – благодарности людям, пришедшим на помощь – прятавшим, приютившим, сочувствующим.
Но об этом чуть ниже, а вначале о тех, кто посчитал своим долгом спасти горских евреев. В 1999 году в Москве (в выходных данных стоит и Иерусалим) вышла книга «Горские евреи. История, этнография, культура». И вот что в ней говорится: «В Нальчике евреи были коренными жителями, и местное население спасло евреев. 6 декабря 1942 года в Кабардино-Балкарии был создан Национальный совет, во главе которого оккупационные власти поставили адвоката Семена Шадова. После войны Семен (на самом деле Салим – авт.) Шадов рассказывал в беседе с проф. Александром Далином, изучавшим тот период: «Когда меня избрали главой Национального правительства Кабардино-Балкарии, я создал комиссию, которая должна была распустить колхозы и раздать землю крестьянам. Тогда ко мне, как к главе правительства, обратилась делегация горских евреев во главе с господином Шабаевым. Они сказали мне, что части СС и СД составили списки всех горских евреев, обязывают их носить желтую звезду Давида, унижают их честь и достоинство, и они опасаются, что их, как евреев, ждет физическое уничтожение.
По этому поводу я обратился непосредственно к фельдмаршалу фон Клейсту, находившемуся в Кисловодске, и его представителям в Нальчике. Мне подтвердили, что СС и СД готовятся к уничтожению горских евреев в Нальчике и окрестных населенных пунктах. Я заявил немецкому командованию, что горские евреи – это таты, они являются такой же, как и прочие горцы, народностью Кавказа и подобны кабардинцам и балкарцам.
Я рассказал, что горских евреев здесь никогда не унижали: есть немало смешанных браков горских евреев с кабардинцами, осетинами, балкарцами, у горских евреев сходные с другими народностями Кавказа традиции, образ жизни, одежда и культура, они говорят на татском языке, который не имеет ничего общего ни с идишем, ни с ивритом, и на этом же языке говорят и другие племена на Кавказе.
Я потребовал тщательно изучить этот вопрос, прежде чем принимать решение об их судьбе. По моему настоянию была создана комиссия для изучения этого вопроса, я представил ей подробную справку с историческими выкладками, доказывающую, что горские евреи – одна из народностей Кавказа. Члены этой комиссии лично посетили квартал горских евреев в Нальчике, убедились в том, что образ жизни жителей этого квартала не отличается от образа жизни соседей.
Был предпринят ряд других мер, направленных на спасение горских евреев от уничтожения. В результате командование СС и СД согласилось, что горские евреи – это кавказская народность – таты и они не отличаются от других племен Кавказа.
Приказом фельдмаршала фон Клейста от декабря 1942 года горские евреи были объявлены кавказским племенем, что отменяло составление на них списков для расстрела. Они освобождались от обязательного ношения желтой звезды Давида».
К этому рассказу мы еще вернемся, а пока дадим слово свидетелям тех событий.
На вопросы отвечает Авгош Шамилова (Мегирова), 1919 г.р.:
– Какие до войны были отношения между евреями и неевреями?
– Очень хорошие были отношения и с кабардинцами, и с балкарцами, и с русскими.
– Было какое-то отличие в отношении к евреям со стороны православных и мусульман?
– Мусульмане делали себе праздник, русские - себе, евреи - себе. Никаких конфликтов не было.
– Во время игр дети-неевреи, если случался конфликт, оскорбляли вас как-нибудь?
– Этого не было. И сейчас такого нет.
– Между школьниками евреями и неевреями были конфликты?
– Никогда!
– Как вы общались с немцами?
– Некоторые из них говорили на русском языке. Но у нас с ними не было долгих разговоров. Мы их боялись и старались не разговаривать.
– А они вам говорили, что вот, мол, вы евреи и мы вас уничтожим?
– Конечно. Недалеко отсюда находится кладбище, где похоронены убитые ими евреи, и русские, и другие. Братская могила там.
– Они убивали этих людей из-за того, что они были евреями, или по другой причине?
– Потому что они были евреями.
– Были ли случаи массовых расстрелов евреев?
– Этого не было. Некоторых расстреливали, а массового расстрела не было.
– Были случаи, когда немцы хорошо относились к евреям? Например, если кто болел, они давали лекарство?
– Таких случаев не было.
– Как вы узнали, что немцы собираются уничтожить евреев?
– Нам немцы сказали, что машины для нас приготовили. Но наши старики показали им люльки, как у кабардинцев, чтобы доказать, что мы не европейские евреи, а потом пришла телеграмма от Гитлера, чтобы всех уничтожили. Он сказал: «Что белая собака, что черная - все одно. Уничтожить». И тогда немцы приготовили машины.
– Какие были отношения между евреями и кабардинцами во время оккупации?
– Очень хорошие. Кабардинцы прятали евреев в своих домах.
– То есть вы не знаете случаев, чтобы кабардинцы предавали евреев?
– Конечно, нет. Клянусь Богом, нет. Этого не было.
На вопросы отвечает Бисирит Ашурова, 1923 г.р.:
– Как пришли немцы в город, вы помните?
– Да, мы были на базаре с мамой, как раз бомбили базар. Нам военные сказали, чтобы быстрее убегали под защиту стен. Мы пришли домой, а бомбежка усилилась, и так каждый день. А потом мы рыли окопы во дворе. И мы, и соседи русские... все время были в окопах. Два с половиной месяца. Потом кабардинец из Вольного Аула меня, двоих ребятишек и моих детей забрал к себе, спрятал.
– А почему он решил забрать вас?
– Чтобы спасти. Он слышал, что евреев убивают. Две недели мы у него были. А когда сказали, что все успокоилось, он привез нас обратно.
– Вы помните, как звали этого человека?
– Сестру его звали Маржан.
– А как вошли немцы, вы помните?
– Мне как раз мать сказала: «Выходи, немного приведи в порядок себя и девочек». Я как раз вторую девочку кормила - вошли трое с автоматами. «Ком, ком, ком», - и ребеночка хотят у меня отнять, а меня увести. Но я кричала, конечно. Пусть хоть стреляют. А у меня в кармане были документы на пенсию, и пенсия, которую получила. Они говорят: «Деньги давай, золото». Я говорю: «Нету». Руками показываю. Они же не понимают, идиоты. Они трое держат автоматы у груди. А потом спрашивают: «Муж в нас стреляет?» Я говорю: «Нет, у меня мужа нет, молодая была - гуляла, оттуда и ребенок». Потом они ребенка забрали, но русские соседи собрались и говорят: «Нельзя так делать, она молодая». И другие евреи, как будто они кабардинцы, тоже по-кабардински их позорят: «Нельзя так!» Ну, в общем, они ребенка отдали.
– А как вы дальше жили, пока были немцы?
– Сказали, что заполнили журнал, что евреев забирают 4 января.
– Какой журнал?
– С фамилиями евреев.
– А откуда они узнали?
– Это знал Шабаев. Он жил на Мало-Кабардинской. Он сказал, что они не евреи, они почти кабардинцы. Машины были готовы. А тут партизаны из леса. А мы ничего не знали. Мы в окопе. Туман был на улице, ничего не видно. Автоматы, танки. Уйти никуда не можем. Потом слышим Ашуров, Пинхасов говорят: «Выходите, наши пришли». И они плачут, и мы плачем, все плачут.
– Вы сказали, что готовились машины. Как удалось спастись?
– Вот этот Шабаев и его друзья - один кабардинец и балкарец, - они нас спасли. Они составили списки, но сказали, что надо выяснить, кто евреи. Так они нас спасли, а потом сообщили партизанам, что нас хотят забирать. С Трудовой 4 детей забрали и мать, она была - не помню... с первой машиной. С первой машиной забрали 12 душ. Начали с Трудовой, где зеркальная фабрика, забрали сына с отцом.
– А к вам немцы приходили в дом?
– Приходили. Все забрали. Комнаты пустые. В штаб забрали.
– Где находился штаб?
– На Рабочей, где магазин. Другой на Кабардинской. Третий на Суворова. Дом отняли.
– Какие были указы для населения?
– Юде, юде. Убивать евреев.
На вопросы отвечает Борис Ашуров, 1931 г.р.:
– Что вы помните об оккупации?
– Об оккупации помню все. 28-29 октября 1942 года немцы осуществили бомбардировку некоторых объектов города (район химзавода, 6-й школы и др.) и огромными колоннами въехали в город. Они двигались по улице Осетинской в направлении Орджоникидзе. Штаб в колонке находился в зданиях нынешнего центра «Товуши» и в угловом доме (ул. Рабочая - Горшечная). С первых дней начали грабить население с помощью своих пособников из местного населения. Особенно свирепствовали румыны. Брали все. На углу Рабочей - Горшечной наполнили полностью крытую машину («черный ворон») людьми, отвезли в Хасанью на переборку картофеля, а затем всех расстреляли. Там были и евреи. Мне удалось улизнуть в самом начале пути.
– Как выглядели немцы?
– Немцы выглядели самодовольными. Элегантные офицеры вели себя как армия освободителей.
На вопросы отвечает Ливия Дигилова, 1936 г.р.:
– Кто помогал вам пережить оккупацию?
– У нас был сосед Николай Снеговской. Он хорошо знал немецкий язык. Объяснял немцам, что мы не евреи, а особая горская народность. А после освобождения Нальчика его хотели судить как пособника немцев, но мама собрала подписи всех соседей и ходила по судам. Его освободили.
На вопросы отвечает Женя Биазрова (Ашурова). 1930 г.р.:
– Вы помните тот день, когда немцы пришли в Нальчик?
– Помню, что бомбили 10-ю школу, там был госпиталь. На второй день, когда немцы вошли в город, мама пришла домой и говорит, что раненых больше не было в госпитале. У нее в руках было два халата, и она сказала, что сошьет нам одежду из них. Мы даже не знали, кто увел раненых, видимо, партизаны. Потом немцы заставляли евреев копать яму, наверное, хотели нас живьем закопать. Тогда жил в колонке, на Осетинской улице, Шабаев, его имени я не помню. Он специально устроил цыганскую свадьбу и пригласил немцев, чтобы те посмотрели и поняли, что мы другие евреи. Потом пришли партизаны. Их Пинхасов привел. Он похоронен недалеко от могилы моей мамы.
Здесь самое время рассказать немного о человеке, который проходит в воспоминаниях под фамилией Шабаев. А для этого обратимся к публикации в газете «Кабардино-Балкарская правда» (1999, 14 июля), которая называется «Шашлык для непрошеных гостей». Ее автор Б. Желобоков пишет: «В пятидесятые годы я работал начальником особой инспекции Министерства внутренних дел республики. Однажды, это было в 1955 г., меня вызвал министр Я. А. Щербаков и передавая лист бумаги, сказал: «Разберитесь и доложите».
Это была анонимка. В ней неизвестный автор сообщал, что в период временной оккупации Нальчика немецко-фашистскими войсками житель города Нальчика Маркел Авгадулович Шабаев был связан с гестапо. Он развлекал фашистов, выполнял их приказания. После освобождения Нальчика от гитлеровцев был арестован, но. как указывалось в анонимке, его необоснованно освободили, а брат его, Давид Шабаев, работает начальником архивного отдела МВД. Анонимщик требовал привлечения Маркела Шабаева к уголовной ответственности за связь с немцами, а его брата Давида Шабаева уволить из органов внутренних дел. Факты, содержавшиеся в анонимке, я тщательно проверил, составил справку и представил полковнику Я. А. Щербакову. Что же показала проверка?
28 октября 1942 г. фашистские войска захватили Нальчик. Через несколько дней гитлеровцы потребовали ог всех евреев Нальчика пройти в гестапо специальную регистрацию и носить на груди шестиконечную звезду. Маркел Шабаев. горский еврей по национальности, хорошо понимал, что эта регистрация нужна оккупантам, чтобы выявить живущих в Нальчике евреев с целью их уничтожения. В тревоге за жизнь своих соплеменников он пошел на отчаянный шаг. В лохматой барашковой шапке и черкеске, с тремя седобородыми горскими евреями он явился в гестапо. Через переводчика заявил, что в Нальчике проживает несколько тысяч татов - народность иранской группы. Некоторые их ошибочно называют горскими евреями. Но они никакого отношения к евреям не имеют. У них свой язык, близкий к иранскому, свои восточные обычаи и традиции. Исповедуют ислам. Просил не регистрировать татов как евреев.
Руководство гестапо решило провести проверку. Для этой цели оно вызвало в Нальчик специалиста по иранской группе языков и временно освободило жителей колонии от регистрации в гестапо. В то же время был расклеен приказ коменданта Нальчика с требованием: всем евреям явиться с вещами на сборный пункт. Маркелу Шабаеву и его добровольным помощникам удалось сообщить жителям горско-еврейской колонии о грозящей им опасности.
Прибыв в Нальчик, специалист но иранским языкам вызвал Маркела в гестапо, где провел с ним беседу. Она велась на татском языке. Немецкий специалист' интересовался историей, религией, жизнью и бытом горских евреев. Он вместе с офицерами гестапо посетил горско-еврейскую колонию. Маркел Шабаев и его помощники продемонстрировали представителям фашистских властей татские национальные танцы, во многом похожие на танцы других пародов Кавказа, показали жилища, из которых заранее были убраны кровати, столы и стулья. Постельные принадлежности уложены на деревянные полки.
На вопросы немецкого специалиста хозяева домов отвечали, что спят на полу, едят тоже на полу, сидя на циновке. Шабаеву удалось разыскать старого горского еврея, который много лет прожил в кабардинском селении и хорошо был знаком с заповедями ислама и Кораном - священной книгой мусульман. Он со знанием дела отвечал на вопросы немецкого специалиста о религии, которую якобы исповедовали таты. Для непрошеных гостей были приготовлены блюда татской кухни.
Гестаповцы давали задание Шабаеву собрать в колонии постельные принадлежности, теплые вещи, кухонную утварь и сдать в гестапо. В условиях смертельной опасности для горских евреев нельзя было не выполнить это требование фашистов. Все, что делали Маркел Шабаев и его помощники, было подчинено одной цели: спасти свой народ от расправы.
Гитлеровцы в период своего хозяйничания в Нальчике грабили жителей, зверски убивали ни в чем не повинных людей. Среди убитых было около сорока горских евреев.
Немецкий специалист несколько раз приезжал в горско-еврейскую колонию, чтобы лучше разобраться в национальной принадлежности ее жителей. Сделать свой вывод фашистский ученый не успел. 4 января 1943 года советские войска выбили оккупантов из Нальчика. Через некоторое время за связь с немцами Маркела Шабаева арестовали, но разобрались, и он был освобожден.
Мужество Маркела Шабаева, проявленное им в период фашистской оккупации Нальчика спасло горских евреев от уничтожения. Шестьдесят семь дней находились фашисты в Нальчике. Каждый день подвергаясь смертельной опасности, Маркел Шабаев вел неравную борьбу с гитлеровцами и вышел победителем, спас более пяти тысяч женщин, детей, стариков от расправы фашистских палачей. Его имя должно быть занесено в список сынов и дочерей Кабардино-Балкарии, внесших большой вклад в борьбу с немецко-фашистскими захватчиками».
И вот что свидетельствуют очевидцы.
На вопросы отвечает Раиса Шамилова (Симахова), 1927 г.р.:
– Почему вы решили уехать из Нальчика?
– Мы думали, что немцы придут в Нальчик, а до селения (Старый Лескен – авт.) не дойдут.
– Когда вы приехали в это селение, там были уже немцы?
– Нет. Мы там жили уже месяц или 15 дней. …И все время мы находились вместе с кабардинцами. И когда немцы вошли, моя мама сказала мне: «Иди и живи с кабардинцами». Мы в одном доме жили с ними, у них одна комната, и у нас одна. …Жили мы хорошо с ними
– Вы знали, что немцы делают с евреями?
– Всего мы не знали, но знали, что евреев убивают.
– Откуда вы знали, что немцы убивают евреев?
– По слухам.
– Когда немцы вошли в селение, вы боялись?
– Нас не выдали. Моя мать все документы сожгла. На случай, если проверят документы, а мы евреи, и нас убьют. Мы остались без документов. Когда потом мы вернулись в Нальчик, снова сделали все свои документы.
– Вспомните какой-нибудь эпизод из того времени?
– Был случай, когда немцы уже уходили. Над селением летали самолеты, и мы думали, что это американские или английские. Немцы стали говорить: «Америка помогает Советскому Союзу». И наш сосед говорил: «Там, наверно, еврейская девушка сидит, в самолете». А одна кабардинка доложила немцам: «Там евреи живут». И вот один немец пришел к нам и говорит: «Вы юде?» А мы ни слова сказать не можем. Он ничего не сказал. Этот немец работал у них ответственным за провизию. И нам все приносил. У него вагончик был, где содержался весь провиант. Когда он уехал, нам многое оставил. И нас не выдал. Когда до этого многие немцы заходили, они говорили, что вы не виноваты. Вы хорошие люди. Вот Сталин и Гитлер. Пусть они передерутся. Зачем нас всех мучают. Немец один рассказывал мне: «Я столько лет воюю, я неженатый, меня забрали в 18 лет».
– На каком языке вы разговаривали?
– Он говорил на ломаном русском, и я его понимала. Был еще такой случай. Они достали свинину. Кабардинцы свиней не держали. Ну, в общем, где-то достали. Двое немцев пришли, одного звали Ганс, другого - Милле. Они попросили у меня кастрюлю сварить мясо. А я говорю: «Не дам. Мы же свинину не едим». Они просят: «Рая, дай!» Ну они все же взяли. Потом они принесли обратно и дали мне конфет в коробках. Поблагодарили.
– А вы слышали, что происходило в Нальчике?
– Нет. Когда мы уже вернулись в Нальчик, моя мать пошла к младшему брату отца. Они недалеко от нашего дома жили. Как потом выяснилось, они слышали, что в селении Псыгансу 12 евреев убили, и думали, что нас тоже убили. Так вот, она подошла к его дому и постучала. Он спрашивает: «Кто это?» Ну, мать сказала, и он бросился ней и спрашивает: «Как там мои дети, живые?» Он нас так называл.
– Когда пришли наши войска, что потом было?
– Мы вернулись домой.
– Сразу вернулись?
– Нет, через месяца два. Вернулись домой, и я узнала, что тут, в Нальчике, было с евреями. Что кого-то убили, заставляли работать, как грабили евреев. Узнала, что наших евреев спасли кабардинцы. Они говорили немцам, что это не такие евреи, показывали наши люльки, похожие на кабардинские. Кабардинцы нас защищали. А потом был приказ явиться всем на улицу Красивую. А через день наши вошли. Не успели немцы.
На вопросы отвечает Илишо Ашурова (Матаева), 1918 г.р.:
– Как вы жили при немцах? Приходили к вам немцы?
– Еще как! Я всегда сестре говорила: «Давай уйдем, а то придут и заберут работать». Она больная, не идет и не идет. Не кушает. Потом зашел немец и говорит: «Арбайтен, арбайтен!» Кричит на нас, а я с ребенком. Два года дочке. Пошла я с ним. Он идет по дворам, на нашей улице осетины живут и грузины. Он заводит меня к осетинам. Разве осетины перед немцем возьмут моего ребенка? Не берут. «Не будем смотреть», - говорят. Идем к грузинам, они тоже не берут. В общем, в три-четыре двора мы зашли, никто моего ребенка не хочет брать и меня отпустить, чтобы идти к ним работать.
– А почему они не хотели брать вашего ребенка? Потому что вы еврейка?
– Конечно. Они же убивали евреев.
– Они боялись или просто не хотели общаться с евреями?
– Боялись. Потом немец обратно пришел ко мне, забрал веник, лампочки выкрутил - в общем, что ему надо было, то взял. А моего ребенка отдал бабушке, что напротив жила. Она взяла девочку, и мы пошли. Пришли, смотрю - там все мои сестры. Говорят: «Мы давно уже здесь работаем». Потом подходит ко мне тот, кто меня привел: «Подметай, подметай». Думаете, я ему подмела? Чтоб он сдох, если не сдох. Я даже не тронула. Потом начинает меня щипать, щипать. Я говорю: «Иди к черту! Собака ты, а не человек. Зачем ты меня щиплешь? Что я тебе сделала?» Постояла, постояла, уже ночь подходит. Говорю девчатам: «Ой, наверно, они нас убьют. Кто о моем ребенке будет заботиться?» Потом темно стало, и я убежала.
– Вот так первый раз я попала к ним на работу. Больше не попадала. Утром рано встаю, дверь закрываю и ухожу. Мой дядя раньше был красным партизаном. Его осетин предал немцам. Пришли, забрали моего дядю. Потом он вернулся, а в доме забрали все, что у них было. Остались пятеро детей и бабушка старая моя. Они потом пошли к своему брату, на Пятигорскую улицу. И там не могли быть. Обратно пришли домой. Пришли немцы и дядю снова забрали, увели и убили. Его не нашли, даже мертвеца не отдали. Что вам еще рассказывать, сколько наших они убили! На дороге из Прохладного памятник стоит. Столько людей они там убили!
– Вы знали об этом расстреле в то время или узнали после окончания войны?
– Мы не знали, кто там похоронен, но знали, что убивали людей. У моего дяди сноху забрали и троих детей. Когда уже немец ушел, ту яму раскопали - там и кабардинцы, и балкарцы. Мой дядя возвращался оттуда, а я туда шла. Наверно, я бледная была. Он говорит: «Шура, вернись, немедленно вернись домой!» Не дал мне идти. И я пришла домой. Мужчины даже ходить не могли, до того было жалко детей. Маленьких - ну зачем их убивать?!
– А этих людей убивали потому, что они были евреи, или они попались вместе с другими?
– Да, я думаю так.
– В еврейской колонке были обыски, облавы?
– Конечно!
– Носили ли евреи какие-нибудь опознавательные знаки - желтую звезду Давида? Нарукавные повязки?
– Нет. Не носили. Нас спасли кабардинцы, можно сказать. Нас убили бы, оставили на Новый год, чтобы убивать. Тут были такие мужчины, они одели их в золото, чтобы нас не убивали. А нас должны были на Новый год убить, всех записали. Мою сестру забыли записать, и я бегу за ними и кричу: «Слушайте, сестру мою не записали!» Думала, для хорошего, а они - убивать.
– Немцы составляли списки евреев?
– А как же. В каждый дом заходили и писали. Вот эти подарки, которые им давали, они нас и спасли. Они должны были нас еще раньше расстрелять.
– То есть кабардинцы как бы выкупали евреев у немцев?
– Да. И кабардинцы давали, нас защищали. И наши все собрали, давали им. Одели каждого солдата. Лошадь им дали. Со всей сбруей, из золота. Вот так мы живыми остались.
– То есть еврейская община тоже отдавала деньги, ценности?
- Да, конечно. Община помогла.
– Об этом узнали вы после войны или знали тогда?
– Мы знали тогда, но не знали, когда будут убивать.
– Откуда взяли эти ценности?
– Наверно, собирали. У нас ничего не было.
– Когда немцы приходили составлять списки, они записывали туда всех - и детей, и стариков?
– Всех до единого.
– А они записывали со слов ваших или проверяли, сколько в комнате находится человек? Или паспорта проверяли?
– Нет, паспорта они не проверяли. Смотрели, сколько есть человек, и записывали.
На вопросы отвечает Яков Шамилов, 1930 г.р.:
– Вы помните, как вошли немцы в город?
– Мы были на улице и видели, как они въезжали на мотоциклах с люльками. Их было по пять-шесть человек на мотоцикле. Мы быстро вернулись домой, боялись, что нас они могут убить.
А почему вы так думали?
– Мы ведь слышали, что они убивают евреев. Но они никого не трогали. Тут недалеко у них был штаб. Там они жили и питались. Требовали прийти с паспортами. Моя мама тоже всегда на работу ходила
– Как забирали на работу?
- Говорили собраться в определенном месте. Приказ отдавали полицейские, которые на них работали.
– Что-то конкретное против евреев было тогда, во время оккупации?
– Пока они были здесь, они заходили к нам три-четыре раза ночью. Но у нас ничего не забрали.
– А были, кроме горских евреев, другие евреи?
– Европейские тоже были в городе.
– Во время войны или после?
– Во время войны их мало оставалось. Они уехали до этого. У них не было здесь собственных домов. Они были эвакуированные из больших городов.
– Кого регистрировали в штабе?
– Только евреев. Когда мы разговаривали между собой, они не могли понять, на каком языке мы говорим. Это ведь был не тот еврейский, какой они слышали до этого.
– К вам в дом приходили проверять, кто вы и что вы?
– Нет. Они два-три раза приходили просто посмотреть, и все. Потом заборы стали ломать, им дрова нужны были.
– Был ли какой-нибудь страх?
– Конечно, был. Мы думали, что нас убьют.
На вопросы отвечает Лена Симахова (Амирова), 1930 г.р.:
– Вот вы говорили, что кабардинцы сказали, что будут вас прятать. А почему вы думали, что придется прятаться?
– По радио ведь передавали, что убивают евреев. В таком-то месте столько-то евреев убили, что коммунистов убивают, и все такое. И они сказали: «Оставайтесь, куда вы едете? Мы сохраним вас, спрячем по домам. И никто не будет знать, что вы евреи, если мы сами не скажем, а это мы не скажем». И вот таким образом мы остались в селении Аргудан. С того дня, как немцы пришли, и до того дня, как они отступили.
– У кого вы там жили?
– Мы жили у Камбачоковых.
– Большой у них был дом?
– Да, у них было комнат шесть-семь. Они нам выделили две комнаты.
– Вы в этом доме были весь период оккупации?
– Мы пробыли там два-три дня и потом с бабушкой приехали в Нальчик, нам надо было кое-что забрать. Приехали в Нальчик, и тут стали бомбить. Немцы зашли. Я с бабушкой тут осталась, а семья в Аргудане. В то время как мы оттуда уехали, бомбили Аргудан, и одна бомба упала в их двор. Разбило окна, двери. Осень была. И теперь нам ехать туда, а мы боимся. Тут в еврейской колонке кабардинец жил недалеко. Он работал с моей бабушкой на заготовке. Он говорит: «Знаете что? Я запрягу свою лошадь, и вас двоих отвезу». И он нас отвез в Аргудан. Приехали туда и видим, что все разбито.
– Мы вернулись и поселились в другом доме, прожили месяца два. Там у них было три комнаты. Потом еще соседи собрали всех детей, завели их в нашу комнату. Мы все в одной комнате жили. А этих кабардинцев тоже выгнали к нам в нашу комнату, и поселился какой-то начальник в доме. Черт его знает, кто он такой был. И утром мы только слышали: «Хайль, хайль». А дети младшие говорили: «Гавкает там кто-то» - и смеялись. Мы не знали, что такое «хайль». Это был какой-то начальник. К нему солдаты приходили, и он им что-то объяснял. И как раз под Новый год я сидела, штопала и зашел один немец. Он бросил мне свои носки, а я боюсь, ничего не говорю. Свое отложила и начала его штопать. Потом он приносит свою одежду. Бросает моей тете и показывает: «Стирай». А она возьми и скажи: «Мыло дай». Он что-то сказал, накричал и ушел. Потом моя бабушка зашла, и я ей сказала: «Немец зашел, дал мне носки штопать, а Хундуз дал одежду стирать, а она у них мыло попросила. Он начал кричать». А бабушка говорит: «Ты что наделала, ты детей моих погубишь, как тебе не стыдно! У меня же мыло ящиками». А бабушка для заготовки брала это мыло. Потом немец зашел и говорит: «Я тебя знаю, ты с еврейской колонки!»
– На каком языке он говорил?
– На русском. У нас тут была немецкая колонка, в Александровке, он оказался из этой немецкой колонки. Потом через день-два они пришли пьяные, кричали, орали на каком-то языке. А мы спрятались в уголке, и эти кабардиночки с детьми. Потом пришла соседка, у них двери были сквозные, и говорит: «Давайте мы вас поодиночке уведем». Они же обещали, что нас сохранят. Это было ночью.
– А чего боялись вы?
– Как же не боялись, они же кричали, били вокруг все.
– А кабардинцы?
– Они вывели через заднюю дверь отца моего и мать. А хозяйка наша мою тетю спрятала. У нас были такие высокие кровати, она сняла матрацы, положила туда тетю и накрыла этими матрацами. Спрятала, потому что они ее искали. Потом они немного успокоились. Хозяйка стала караулить у дверей, а муж ее увел меня и мою тетю. Довели они нас до речки. Между речкой и нашим домом был другой дом, и они нам показали дорогу и сказали: «Поживите пока там». И мы пришли в этот дом.
– А братья ваши где находились?
– Они еще оставались дома. И их соседи всех тоже забрали. Всех отвели в окопы в дом Камбачоковых. И отец, и мать, все были в этом окопе. А мы с тетей пошли к этим соседям. Пришли мы туда, а там тоже плачут. Тетя моя по-кабардински понимала и спрашивает: «Что случилось?» А там днем что-то взорвалось и убило мальчика. Этот мальчик в другой комнате. И мы начали плакать. Не знаю, то ли из-за этого мальчика мы плакали, то ли от страха. И наутро мы слышим, как бабушка кричит через речку, зовет нас. Я открыла дверь и говорю: «Хундуз, нас бабушка зовет». И бабушка кричит: «Не бойтесь, идите, никого нет!» И мы пошли в те же окопы. Эту ночь мы просидели в этих окопах. А наутро, в пятницу, она говорит: «Я пойду домой, кушать вам принесу». Она хотела выйти из окопа, но немцы ее обратно затолкали. Там у них танки, оружие всякое. Она вернулась и говорит: «Там столько немцев, будем сидеть тут и никуда не выйдем». Потом ближе к обеду отец вышел, там кабардинцы были, хозяева наши. Они говорят, что по трассе едет много машин, и военные, и штатские. И отец говорит: «Нам тоже надо уходить. Кто знает, может, немцы опять придут. Давайте уедем к себе домой». Он запряг лошадей, посадил нас на подводу, взял кое-что из продуктов. Вышла соседка и говорит: «Нет, Натон, детей в такую дорогу я не отпущу». Схватила лошадь за вожжи и говорит: «Нет, никуда я детей не отпущу».
– Кабардинка?
– Да. «В эту войну, - говорит, - куда ты с детьми поедешь?» «Нет, - отвечает отец, - поедем». Тогда она наполнила подводу продуктами, мешочек с мукой там был. Этот мешок, как назло, оказался дырявым. Вышли мы на дорогу, а там столько народу, и солдаты немецкие, и гражданские. Мы едем, и мука сыпется. Доехали до какого-то селения, начали нас бомбить, и мы в это селение зашли. Посередине улицы у нас там сломалось колесо. Вышел старик-кабардинец, завел лошадь во двор, подводу туда закатили вместе с отцом, и эту ночь они держали нас у себя. Наутро мы снова выехали на дорогу, там было еще пять или шесть подвод кабардинских, и остановились перед въездом в Нальчик в Вольном Ауле. А зарево такое, будто что-то горит. Мужчины решили отвязать лошадей и сначала проехать по мосту, посмотреть, может, заминировано или еще что-нибудь. И они поехали, тут же мост близко, на Советской улице. Они доехали до моста, увидели, что прошла машина, поняли, что все нормально, вернулись, запрягли лошадей, и мы двинулись дальше. Мы проехали мимо здания МВД, это где сейчас здание поликлиники, и мимо нее по узкой дороге поехали прямо в колонку.
Продолжение следует...
viktorkotl.livejournal.com
