Навстречу 85-летию кинорежиссера Александра Аскольдова
Александр Аскольдов родился 17 июня 1932 г. в Москве. В 1955 г. окончил филологический факультет МГУ, в 1958 г. — аспирантуру Литературного института им. Горького. Учился у Г. Товстоногова в режиссерской лаборатории концертных программ. Работал рецензентом-инспектором отдела театров Министерства культуры СССР, главным редактором управления по производству фильмов Министерства культуры СССР. В 1963–1964 гг. – член сценарно-редакционной коллегии Главного управления художественной кинематографии Госкино СССР. В 1966 г. окончил режиссерское отделение Высших курсов сценаристов и режиссеров (мастерская Л. Трауберга). Работал режиссером на киностудии им. Горького. В 1981–1985 гг. – директор и художественный руководитель ГКЗ «Россия».
Ролан Быков, сыгравший бедного ремесленника-жестянщика Ефима Магазанника в эпохальном фильме Аскольдова «Комиссар», так отзывался о режиссере: «Это фигура особая. Она, с одной стороны, абсолютно победная. С другой стороны, абсолютно драматичная. Драматична его судьба. Победны его серьезные дела. Аскольдов – человек высокой художественной чести. Он делал „Комиссара“ поразительно одиноко. И когда картина вышла на параметры выпуска, то все, кто ранее поддерживал Аскольдова, предали его. И его стали бить. Нас всех тоже били, но так жестоко не били никого. Я не знаю человека, больше пострадавшего в нашем искусстве, чем Аскольдов. Но он боролся и никогда не сгибался. Компромиссов в его жизни не было. Он в себе пережил то, что спустя много-много лет Россия пережила как страна, – трагедию идеи».
Относительно недавно Аскольдов поделился впечатлением:
«Помню, прочитал как-то интервью удачливой девушки, поставившей много спектаклей. „Каковы ваши принципы?“ – „У меня особых принципов нет“. – „А что вы исповедуете?“ – „Надо быть гибкой“. Думаю, что в искусстве быть гибким не надо. Гибкие люди и создают то искусство, которое мы с вами сегодня хлебаем. Искусство возникает на определенном жизненном фундаменте. А если фундамента нет, не ждите картин, которые вас потрясут. Им не с чего появиться, потому что жизненные ориентиры фальшивы и губительны».
«ДОН КИХОТУ САШЕ»
История жизни Аскольдова поучительна не только для тех, кто занимается кино и любым другим видом искусства. Пожалуй, у каждого возникает соблазн пойти на компромисс – позволить в той или иной степени подкорректировать свою мечту так, чтобы она не смущала окружающих своей смелостью, оригинальностью и вписывалась в среднестатистическое русло. Но соглашательская позиция грозит превратиться в привычку. И тут только успевай подстраиваться под чужое мнение, теряя остатки индивидуальности. Александр Яковлевич доказал, что верность своей мечте, своим идеалам обязательно оправдает себя.
Аскольдов проявил жесткую непримиримость к несправедливости еще в молодые годы, когда был студентом филологического факультета МГУ. Александр Яковлевич вспоминает: «Оттепель началась едва ли не вслед за смертью Сталина. Тогда начал подниматься журнал „Новый мир, в котором уже в 1953 г., в декабрьском номере, появилась статья Владимира Померанцева „Об искренности в литературе“ – это был антиманифест сталинского искусства, антиманифест соцреализма. И Померанцева начали бить по всем рецептам ждановщины, по всем законам сталинской критики. Я был молод и задирист, как и мои товарищи. Нам казалось, что мы на все имеем право. Мы сочинили статью в защиту Померанцева – прямо в коридоре университета, на подоконнике. Подписал и Сережа Бочаров, ставший замечательным литературоведом, и Юра Манн, ставший знаменитым профессором. И поручили мне отвезти эту статью в „Комсомольскую правду“, потому что там работал бывший студент нашего университета Алеша Аджубей. У него было благодушное настроение, и он отправил эту статью в набор. И через несколько дней, это был март 1954 г., была напечатана большая статья „Замалчивая острые вопросы“. И вот здесь поднялась буча в партийной печати, в ЦК КПСС. Начались проработки, меня исключили из комсомола, а потом отправили учительствовать в Литву в отдаленную сельскую школу».
Но этот эпизод не охладил пыл Аскольдова браться за темы, которые в Советском Союзе, мягко говоря, не очень приветствовались. Александр Яковлевич начинал самостоятельную творческую жизнь с очень достойного дела. В бытность аспирантом Литературного института им. Горького он помогал вдове Михаила Булгакова, Елене Сергеевне, систематизировать архив писателя. И дома у Аскольдова, под кроватью, три года пролежала часть рукописи «Мастера и Маргариты». Из опасений, что булгаковский роман может пропасть, Елена Сергеевна раздала его рукописные части людям, которым она верила как себе. Именно Аскольдов оказался автором первой статьи о Булгакове, вышедшей в СССР. В знак признательности Елена Сергеевна переплела отдельные произведения писателя и подарила Александру Яковлевичу рукотворную книгу с посвящением: «Дон Кихоту Саше в память сегодняшнего дня, 23 мая 1957 г.».
Донкихотские настроения и впрямь свойственны Аскольдову, который несколько раз покидал «тихие гавани», влекомый жаждой настоящей творческой деятельности. Ни работа референтом министра культуры СССР Екатерины Фурцевой, ни деятельность в качестве члена сценарно-редакционной коллегии Госкино СССР не приносили удовлетворения Александру Яковлевичу. Он сам оставлял эти посты, что вызывало раздраженное недоумение у чиновничьей братии. И она позже мстила ему, считая предателем чиновничьего клана.
«ХОРОШИЕ ЛЮДИ ПОМОГУТ»
Вполне уютные должности Аскольдов променял на долю кинорежиссера, отнюдь не гарантировавшую ни материальное благополучие, ни душевный покой. Завершая учебу на Высших курсах сценаристов и режиссеров, Аскольдов задумал снять киноленту по мотивам рассказа Василия Гроссмана «В городе Бердичеве». Однажды приятельница матери Аскольдова сказала ему, что прочла этот рассказ, и, как могла, пересказала его сюжет. На следующий день Александр Яковлевич разыскал «В городе Бердичеве» в библиотеке Союза кинематографистов. В этом семистраничном рассказе речь идет о том, как в разгар Гражданской войны части Красной армии занимают небольшой южный городок. Комиссар Вавилова, некстати забеременевшая, поселяется в многодетной еврейской семье и рожает ребенка…
Сценарий фильма Аскольдов решил показать Сергею Герасимову – они испытывали друг к другу взаимное доверие. Герасимов в то время снимал на Южном Урале, в Миассе, картину «Журналист». Туда и поехал Александр Яковлевич. Герасимов любил потчевать друзей пельменями и вместе с Аскольдовым отправился за мясом на местный рынок. У входа стоял слепец с маленькой мышкой, который «торговал» счастьем. Герасимов сказал Аскольдову: «Попытайте!» Александр Яковлевич заплатил 20 копеек, и мышка вытащила бумажку, на которой было написано: «Задумал большое дело. Ждет большое несчастье. Терпи. Хорошие люди тебе помогут». Слова оказались пророческими.
О том, что этот порой очень жестокий мир не без добрых людей, которые помогают выбраться из, казалось бы, безвыходных ситуаций, Аскольдов знал с детства. Его отец – герой Гражданской войны и крупный советский хозяйственник – руководил киевским заводом «Большевик», когда попал в жернова сталинских репрессий. Вскоре приехали и за матерью Александра Яковлевича. Ему было тогда пять лет, и он из-под одеяла подглядывал, как проходил обыск. Уходя, один энкавэдэшник сказал другому: «За мальчиком приедете потом, когда увезешь ее в тюрьму». Александр понял, что надо срочно оставить дом. К тому времени мальчуган еще не научился завязывать шнурки и открывать английский замок входной двери. Но в экстренной ситуации смог все это сделать и ночью интуитивно пришел к дому, где жила многодетная еврейская семья – друзья родителей. Увидев Александра, они сразу все поняли, спрятали до поры до времени, а потом переправили в Москву к его бабушке по материнской линии. После войны Аскольдов разыскивал своих спасителей, но выяснилось, что их всех расстреляли в Бабьем Яре. Вероятно, нравственный долг перед людьми, проявившими по отношению к Александру Яковлевичу доброту и самоотверженность, стал одной из причин, по которой он взялся снимать фильм по рассказу Гроссмана.
РАЗГРОМ «КОМИССАРА»
Основная часть «Комиссара» была снята в Каменец-Подольском, работали над фильмом и под Херсоном, в Цюрупинске. Нонна Мордюкова, сыгравшая комиссара Вавилову, говорила об Аскольдове: «Это слишком громкое слово, но он гений. Пускай будет лучше громко, чем тихо. Мы снимали сцену родов, и он говорил мне такие слова, что я думала: „Боже мой, как он все понимает“. Потом, когда я шинель бросала на пол, он сказал: „Вы остановитесь на секундочку и немного спинку прогните“. Думаю: „Раз он так говорит, значит так надо!“ Он хотел, чтобы я была похожа в это время на мечущееся животное перед родами. Я все понимала, что он хотел».
А Раиса Недашковская, сыгравшая Марию, жену Ефима Магазанника, отметила: «Моя любимая сцена в фильме, конечно, та, когда муж моет моей героине ноги. Это, во-первых, колоссальный символ – поклонение женщине, матери. Сцена, безусловно, несет огромный смысл – это то, о чем Александр Яковлевич делал свое кино. Ради чего приходит в этот мир женщина? Для того чтобы продолжать род человеческий, для любви, а не для убийства. Картина снималась трудно, очень много мешали. Как рассказывал Александр Яковлевич, наверное, 50% не осуществилось того, о чем он мечтал. Но даже осуществленные 50% меня потрясли – ритм, музыка, монтаж, сценарий. Я рыдала, когда, наконец, увидела фильм. Со мной просто была истерика».
О трудностях работы над картиной говорил и Ролан Быков:
«Первым доносом, написанным на картину, стал донос нашего консультанта, раввина Московской синагоги. Он написал, что собрались антисемиты Шукшин, Мордюкова и Быков и издеваются над образами евреев. Это письмо пришло в Московский горком партии. Была страшная паника. Я попросил Аскольдова, чтобы он дал мне возможность поговорить с этим раввином, которому я сказал: „Вот мне все время партийные органы указывают, как играть еврея. Теперь мне будет указывать Московская синагога. Что вас не устраивает?“ – „Почему вы играете такого грязного еврея? Что, евреи такие грязные?“ – „А кто вам сказал, что я играю еврея? А что, играя Гамлета, я должен играть датчанина? Я играю отца семерых детей времен Гражданской войны. Бани не работали, парикмахерских на каждом углу не было, мыло – дефицит. Откуда он может быть такой чистенький? И потом, что вы понимаете в том, что я играю. Ведь вы видите кирпичи-кадры, но что я сложу из них, какой храм?“ А когда вышла картина, этот раввин бросился ко мне, попытался поцеловать мне руку, что я, конечно, не позволил, и стал кричать: „Вашим именем будет названа главная площадь в Израиле!“ Но не назвали, потому что я все-таки нарушил традицию изображения еврея так, чтобы евреем не пахло. Как-то так в мире повелось, что, изображая его, от него хотят избавиться. Мне хотелось сыграть еврея, которого в жизни не любят, но чтобы спеть ему песню, чтобы его полюбили, чтобы не было чудовищного и дикого, средневекового антагонизма между нациями».
А вот что вспоминает сам Аскольдов о событиях 1967 г.: «Одним из потрясений моей жизни, которых в моей жизни было немало, был первый и единственный показ фильма коллективу и художественному совету студии имени Горького. Весь просмотр прошел под свист, топот, выкрики и издевательства. А вскоре меня стали вызывать в разные комитеты партийного контроля, где знакомили с доносами моих коллег. Их было так много… Мою картину убили коллеги, а не власть. Если бы в искусстве была солидарность, никто бы нас не убивал. Да, щипали бы, трепали бы, но серьезно покалеченных судеб могло и не быть. Увы, ушла профессиональная солидарность, которая спасала русский кинематограф в 1920-е, в очень трудные 1930-е и даже в безнадежные 1940-е. А вот когда стали вкусно жить, тогда про все забыли».
В оценках фильма фигурировали такие фразы: «нигилистическое восприятие истории нашей революции», «в образе комиссара заложены элементы карикатуры», «антирусский фильм», «антисемитский фильм». Аскольдова уволили с работы с формулировкой «несоответствие занимаемой должности». Аттестационная комиссия постановила, что он не достоин и должности второго режиссера из-за отсутствия профессиональных навыков. Потом был суд, на котором Аскольдову предъявили обвинение в растрате государственных средств в особо крупных размерах. Вышел и приказ об уничтожении картины «Комисссар». Но ее сожжение удалось остановить. Рассказывают, что после смерти Сергея Герасимова в сейфе в его служебном кабинете комиссия обнаружила только партбилет и негатив фильма «Комиссар».
Исключая Александра Яковлевича из партии, первый секретарь Московского горкома КПСС Виктор Гришин сказал, обращаясь к начальнику московской милиции: «Он не работает!» Это был намек на вышедший накануне указ о тунеядцах. Аскольдов понял, что из Москвы надо уезжать, и отправился в Татарию, где строился завод «КамАЗ». Там стал работать в бригаде плотников-бетонщиков Героя Cоцтруда Бориса Наволоцкого. Однажды с Аскольдовым встретился тогдашний первый секретарь Татарского обкома КПСС Фикрят Табеев. Он предложил гонимому режиссеру поработать над документальной лентой о строительстве в Набережных Челнах. Тот энергично взялся за дело и снял картину «Товарищ „КамАЗ“» (другое название – «Судьба моя – „КамАЗ“»). Основной настрой фильма – поэтизированное документальное свидетельство энтузиазма молодежи. Но лента была снята и по законам игрового кино. Дорогого стоят кадры производственного совещания и индивидуальных бесед главного комсомольца стройки со своими подопечными. В этих сценах – только густая реальность жизни и ни капли лакированной действительности, что было очень необычно для большинства советских документальных фильмов, рассказывавших об ударных стройках. Эта лента тоже вызвала гнев у киноначальства, отснятые материалы арестовали. Но теперь ее можно найти на канале Youtube, а в марте этого года «Товарищ „КамАЗ“» показали на XXI фестивале архивного кино в подмосковном поселке Белые Столбы.
ОСВОБОЖДЕНИЕ «КОМИССАРА»
Ролан Быков рассказывал:
«Помню, когда началась перестройка, то единственный позор, который был за времена существования нового секретариата Союза кинематографистов, – это то, что новые секретари, освобождавшие одну за другой „полочные“ картины, предложили Аскольдову заняться переделками в „Комиссаре“». В частности, требовали удалить аллегорический «проход обреченных» – пророческое видение комиссара Вавиловой, в котором евреев со звездами Давида на одежде ведут на гибель. Аскольдов категорически отказался что-либо менять в картине, и она была «арестована» уже не государственной цензурой, не партийным аппаратом, а Союзом кинематографистов.
В июне 1987 г. во время Московского кинофестиваля, на который после долгого перерыва приехали многие звезды мирового кинематографа, Элему Климову, тогдашнему первому секретарю Союза кинематографистов СССР, задали вопрос:
«А что, уже все „полочные“ картины освобождены?»
Спрашивающего заверили:
«Да, освобождены».
Присутствовавший на этой пресс-конференции Аскольдов встрепенулся, не выдержал и сказал, вытянув микрофон из рук Ванессы Редгрейв:
«20 лет я молчал, а теперь дайте мне сказать».
И поведал о горькой судьбе своей картины. И уже 11 июля 1987 г. в Белом зале Дома кино, в котором за 20 лет до того на собрании коммунистов Госкино СССР Аскольдова исключали из партии, наконец-то показали «Комиссара», правда, только иностранным журналистам. Это событие вызвало международный резонанс, и 22 июля Секретариат ЦК КПСС издал закрытое постановление: «В сложившейся ситуации принять фильм „Комиссар“ и выпустить его ограниченным тиражом».
В 1988 г., тогда еще в Западном Берлине, на международном кинофестивале Berlinale фильм был удостоен специального приза жюри «Серебряный медведь» (второго по значению на форуме), приза Международной федерации кинопрессы (ФИПРЕССИ), приза жюри Международной католической организации кинематографических и аудиовизуальных средств информации (ОСИК), приза имени Отто Дибелиуса международного евангелического жюри (INTERFILM). «Комиссар» был также отмечен Гран-при международных кинофестивалей в Сан-Франциско, Иерусалиме, Кемпере, Сетубале и многими другими почетными трофеями. Примечательно, что в ГДР «Комиссар» после нескольких показов сняли с проката, поскольку отживающей свой век партийной верхушке верных «хонеккеровцев» фильм показался вызывающе дерзким.
В 1967 г. секретарь парткома Комитета по кинематографии при Совете Министров СССР И.Чекин в документе, направленном в КПК при ЦК КПСС в связи с исключением Аскольдова из партии, писал: «Так получилось, что, несмотря на постоянное и пристальное внимание и требовательный контроль руководителей кинокомитета, неоднократный просмотр отснятого материала, многочисленные беседы с Аскольдовым, в результате все-таки он представил фильм, неприемлемый по своим идейно-художественным качествам, искажающий историческую роль и значимость социалистической революции, ее характер и смысл, фильм, в котором революция представлена как слепая, безудержная сила, лишающая человека надежды, цели и счастья».
И как контрастирует суконный язык этого кляузного документа с выдержками из рецензий на фильм Аскольдова, появившихся в западноевропейской прессе вскоре после триумфального представления картины на Berlinale. Zitty (Западный Берлин): «Манифест человечности и терпимости. Очень важный фильм, который обязательно нужно посмотреть. Так ненавязчиво и вместе с тем так отчетливо еще ни один фильм не развенчивал войну». Die Zeit (Гамбург): «Без сомнения, лучший фильм, вышедший на экраны в 1988 г.». tz (Мюнхен): «Полный любви фильм, который зритель, вероятно, не забудет до конца дней своих». Neue Zurcher Zeitung (Цюрих): «Аскольдову удалась работа, которая со времен Эйзенштейна и Пудовкина не знает себе равных в советском кинематографе. Ее безупречный стиль абсолютно четок, ее нравственная чистота прочитывается в каждом кадре».
В 2001 г. на том же Berlinale устроили торжественные проводы Моритца де Хадельна, который был директором этого фестиваля на протяжении 22 лет. В качестве одного из подарков де Хадельну предоставили право составить собственную программу в рамках фестиваля – «Moritz Favorites». В нее попали 22 работы таких мастеров, как Ален Рене, Антуан Барро, Бертран Тавернье, Этторе Скола. Страны бывшего Восточного блока в программе «Moritz Favorites» представляла только одна картина – «Комиссар». Перед ее показом в зале появился президент ФРГ Йоханнес Рау. Он сказал, показывая на Аскольдова: «Посмотрите на него – это человек, который своей картиной выдавил из Берлинской стены огромный кирпич». И вызывает печаль то, что до сих пор на Западе к этой ленте относятся с несравненно большим почтением, чем в России. И Аскольдов, словно незамеченный родиной, по сути, выпихнутый ею, отправился жить в Германию, где, как и в Швеции, Англии и Италии, стал преподавать киноискусство. В 2002 г. вышел его роман «Возвращение в Иерусалим», который уже переведен на несколько языков. Режиссер затеял было новую киноработу вместе с Быковым, но Ролана Антоновича не стало…
Раиса Недашковская очень точно сказала об Аскольдове:
«Он как гражданин расплатился за всю страну, за всех нас своим фильмом. Он назвал вещи своими именами, как мудрец, как философ XX в. Значит, такой путь у Александра Яковлевича. Отрадно уже то, что он живет среди нас. Его энергия делает свое великое дело в мире. Он как какой-то неизвестный старик из деревни, которого никто не знает, но делающий для планеты больше, чем самые известные люди. Он написал роман, он не снимает картины, но присутствие этой личности среди нас, исходящий от нее свет играет огромную роль и удерживает нас в равновесии. На таких китах и стоит наша земля и стоять будет».
isrageo.com
