Случай юного сирийца, одного из более чем трех тысяч, попавших на лечение в Израиль, претендует на место в учебниках по хирургии. Осколок снаряда вырвал плечевую кость, разворотил сустав и мягкие ткани, в ране развилась тяжелая инфекция. Но кисть, удержавшись на тонкой полоске плоти, продолжала функционировать к изумлению врачей. Они решили до конца бороться за руку подростка из соседней страны, которая 70 лет живет в состоянии войны с израильтянами.
"Это ситуация, которая не описана в учебниках: конечности практически не существует, а пальцы работают. Вся рука висит на мостике в четыре сантиметра толщиной и пять шириной, но по нему проходят три полноценных нерва и артерия, которые дают стопроцентную функцию кисти", — показывает слайды Хаим (Ефим) Штаркер, ведущий ортопед клиники в израильском городе Нагарии.
Перспективу ампутации при такой клинической картине врач уподобил варварству четвертования. "В прямом смысле пришлось бы отнять четверть тела с плечевой костью. Мы приложили максимум усилий, чтобы этого избежать", — говорит он.
У уникального "кейса" счастливый конец. Штаркер с коллегами справились с инфекцией, затем пересадили недостающие мягкие ткани, взяв их со спины пациента, и, наконец, с помощью аппарата Илизарова запустили процесс восстановления кости.
"Когда костный транспорт стал полноценным, и пациент справлялся с коррекцией самостоятельно, он был выписан в Сирию", — подводит врач итог работе.
Поток раненых из Сирии таков, что больница в Нагарии не в состоянии держать их до полного выздоровления. "Мы редко видим их как конечный результат. На том этапе, когда они выходят на финальную прямую лечения, они выписываются. Иначе нельзя — мы просто захлебнемся в пациентах", — объясняет Штаркер.
Кто заплатит за раненого сирийца
По официальным данным, с февраля 2013 года Израиль в порядке гуманитарной помощи принял 3,3 тысячи сирийцев, раненных на фронтах гражданской войны. Около 70% потока, более двух тысяч человек, поступило в Нагарию, где находится самая северная клиника страны, имеющая в силу своей близости к Ливану и Сирии самый богатый опыт лечения боевой травмы. Говорят, что летом 2006-го, во время Второй ливанской войны, через ее врачей, работавших под беспрестанными ракетными обстрелами, прошли 80% раненых израильских военных.
Самая северная, самая боевая больница Израиля, вероятно, еще и одна из самых русифицированных. Все надписи — от пожелания счастливого пути до напоминаний о штрафах за курение — здесь дублируются на русском языке. По-русски говорит и значительная часть медицинского персонала, в том числе уроженец Белоруссии доктор Штаркер.
Сегодня в Нагарию с сирийской границы везут самых "сложных" пациентов — иногда по пять-шесть в сутки. Администрация больницы подсчитала, что 40% раненых поступают в критическом или крайне тяжелом состоянии, еще 30% — с тяжелыми травмами, не представляющими угрозы для жизни. На долю женщин и детей приходится 40% пациентов.
На вопрос, кто за это платит, Штаркер, показывая на коллегу, отвечает: "Я, она. Из наших налогов". Во что обходится израильскому налогоплательщику сложное многомесячное высокотехнологическое лечение, можно судить по расценкам для зарубежных "медицинских туристов".
"Если пациент, скажем, из страны постсоветского пространства приезжает на плановую операцию по поводу хронического остеомиелита, она может стоить ему в районе 80-90 тысяч долларов", — рассказывает врач.
Нигилист из Нагарии
Доктор показывает десятки слайдов, на которых запечатлена, по его выражению, "повседневность ситуации" нагарийской больницы — история непростых медицинских побед в борьбе за полноценную жизнь самых юных пациентов из Сирии. Мальчик шести лет — тяжелейшее сосудистое поражение, гангрена и ампутация; девочка 12 лет — множественные огнестрельные ранения, перелом бедра, раневая инфекция; мальчик 14 лет — огнестрельное ранение в голень, открытый перелом, инфекция, шесть-семь часов операции и спасенная конечность как желанный результат.
"Я больше 30 лет работаю ортопедом, из них 20 лет — детским ортопедом. Поверьте, невозможно даже за мой стаж привыкнуть к детским ампутациям. Ты лично узнаешь ребенка, входишь с ним в контакт и понимаешь, что его ждет, отдаешь себе отчет, что он никогда не сможет полноценно пользоваться руками, ногами, останется навсегда привязан к протезам", — говорит Штаркер.
По его словам, за спасение конечностей, а, значит, само качество жизни пациента, врачи из Нагарии бьются до последнего, не останавливаясь, даже когда современная медицина предписывает резать.
"Наш подход несколько нигилистический. Мы отрицаем современные постулаты, считаем, что никогда нельзя опоздать сделать ампутацию. Если состояние больного не угрожает его жизни, нужно ждать, сколько это возможно. Статистика показывает, что нам удается спасти конечность, когда она по правилам должна быть ампутирована. А наша статистика — это уже более полутора сотен случаев", — рассказывает доктор.
У него накопилось немало претензий к сирийским коллегам, которые оказывают первую помощь пациентам до их переправки в Израиль: часто не указывают времени наложения жгута на раны, "лечат всем подряд", вырабатывая у инфекции устойчивость к антибиотикам.
"Наши общие хирурги сейчас вообще разработали тактику: любая зашитая рана на животе требует хирургической ревизии брюшной полости, потому что никто не знает, что там было в животе. То же самое мы сейчас предпринимаем по поводу ортопедических зашитых ран", — рассказывает Штаркер.
Нечастые исключения удостаиваются комплементарного упоминания.
"Был интересный случай, когда поступил ребенок с оторванными пальцами на кисти. В Сирии, по-видимому, был специалист по пластике, который сделал ему "филатовский стебель" и пересадил кисть в живот. Очень высокого класса операция. Но это редкость", — вспоминает Штаркер.
Подчас дети из Сирии поступают без сопровождения родителей, чье согласие требует израильский закон для проведения операций, не связанных со спасением жизни. Выход из ситуации в клинике нашли, сформировав комиссию в составе мусульманского священнослужителя, юриста и представителя медицинского персонала.
"Комиссия берет на себя функции апотропуса (опекуна — ред.) и выдает разрешения на то, чтобы оперировать ребенка. Конечно, когда речь идет о спасении жизни, такие формальности нам не требуются", — рассказывает один из руководителей клиники.
В больничном подземелье
Под корпусами больницы в Нагарии, уже не раз оказывавшейся в положении прифронтового госпиталя, разместилось бомбоубежище на 400 коек. Подземные палаты и операционные позволяют работать и под ракетными обстрелами, и в условиях применения оружия массового поражения. Помещения связаны между собой широкими, под габариты машин "скорой помощи", коридорами с подсолнухами, воздушными шарами и прочими жизнеутверждающими орнаментами на стенах.
"Это на случай "не дай бог", — говорит один из медиков. — Когда 20 лет назад наш главврач потребовал выкопать бомбоубежище, на него смотрели как на сумасшедшего, а сейчас любую больницу в Израиле стараются оснастить так же".
Пустующее бомбоубежище клиника приспособила под размещение раненых мужчин-сирийцев. Врачи рассказали, что сейчас на лечении находятся около 40 пациентов из соседней страны, и дали возможность пообщаться с четырьмя из них.
Мужчины, трое в возрасте 20-30 лет, четвертый — постарше, вышли в сопровождении вооруженной охраны. Принимающая сторона попросила избегать политических тем, равно как и любых моментов, способных нарушить инкогнито собеседников, которым вскоре предстоит возвращаться домой.
"Нас еще в школе учили, что Израиль — страна террористов, самый большой враг. Когда попали сюда, стало понятно, что все это не так", — говорит один из пациентов.
"Решиться (на поездку — ред.) было не сложно. Я был в том состоянии, когда выбор прост — или в Израиль, или умереть", — признается второй.
По его словам, открыто рассказывать о лечении в Израиле землякам небезопасно, особенно в районах, которые контролируют правительственные войска. Но люди все равно наслышаны о качестве израильской медицины и о том, что "больше ни в одной другой стране врачи так не стараются сохранить конечности" пациенту.
У одного из мужчин оторвана рука, в которую, по его словам, дважды попадала пуля, у второго перевязана голова и закрыт повязкой глаз, у третьего затянувшаяся огнестрельная рана на голени. Четвертый говорит, что пострадал, когда рядом с ним взорвался танк. О том, участвовали ли они в боевых действиях и на какой стороне, никто распространяться не стал.
Журналистам российского Первого канала, недавно снимавшим раненых сирийцев в другой израильской больнице, попались соседи по палате, которые на родине воевали по разные стороны фронта, один — в составе правительственных сил, второй — на стороне оппозиции.
За помощью к границе
В адрес Израиля часто звучат обвинения в содействии сирийским радикалам под прикрытием гуманитарной деятельности. В ответ начальник медслужбы израильской дивизии на Голанских высотах Томер Колер говорит, что среди пациентов-сирийцев ему еще ни разу не попадались люди с оружием или в военной форме, а с территорий, контролируемых "Исламским государством"*, за помощью не обращаются вовсе.
"Когда они прибывают, я не знаю, участник ли это боевых действий с той или иной стороны или гражданское лицо. Мне до этого, честно говоря, нет дела. В человеке я вижу человека, который нуждается в помощи", — говорит подполковник, чьи подчиненные первыми встречают раненых сирийцев.
"Каждого, кто прибывает, мы обыскиваем, чтобы убедиться, что на нем нет оружия и взрывчатки. Только после этого он попадает в руки наших медиков. Боюсь сглазить, но пока я еще не видел никого с оружием или в военной форме", — рассказал он.
По подсчетам офицера, примерно половину пациентов из Сирии составляют женщины и дети, которые "даже потенциально" боевиками быть не могут.
"Один раз на границу вышел 13-летний мальчик с раненым 10-летним братом. Он усадил его на осла и сначала отправился в Ливан, где уже была их семья, но туда им пройти не дали. Тогда они пришли к нам, и мы их приняли на лечение", — вспоминает Колер случай из своей практики.
Тем не менее, эвакуация раненых, которые обычно под покровом ночи приходят к трем-четырем точкам на границе, где есть ворота, проводится по канонам полноценной военной операции с разведкой, дозором и прикрытием.
"Мы никогда не знаем, не попытается ли кто-то на той стороне открыть огонь по подъехавшим врачам", — объясняет офицер.
Собирают раненых, оказывают им первичную помощь и по несколько часов везут по горным дорогам в больницы призывники-санинструкторы, которым по 18-20 лет, и парамедики, которые ненамного их старше.
"Очень молодые девушки и ребята, которые выезжают на границу, видят эти ужасные раны, оказывают помощь и везут пациентов в больницы, сражаясь по дороге за их жизнь", — рассказал он.
После лечения все сирийцы тем же путем при помощи израильских военных возвращаются домой.
"Меня спрашивают, захотел ли кто-то из этих трех тысяч остаться в Израиле. Только один изъявил такое желание. Я думаю, это связано с тем, что все хотят воссоединиться со своими семьями, которые живут на той стороне границе, и это стремление сильнее страха", — говорит Колер.
Он надеется, что израильские инвестиции в помощь соседям в перспективе окупятся, изменив отношение рядовых сирийцев к еврейскому государству.
"Надеюсь, что когда они вернутся, расскажут землякам, что мы не настолько ужасны, как они привыкли думать. Надеюсь, что мать, ребенка которой мы вылечили, не даст террористам использовать ее дом для нападения на Израиль. Наверняка, конечно, знать нельзя. Я никого не спрашиваю, хочет ли он стать моим другом. Но надеюсь на это, хотя для меня это не главное. Главное — спасти их жизни", — сказал офицер.
ria.ru
