Gorskie.ru на Twitter Gorskie.ru на VK Gorskie.ru в Одноклассниках 
rueniw
Еврейские судьбы в эпоху Медичи

«Вашему Достославному Превосходительству не следует дивиться тому, что это письмо начертано незнакомым почерком. В пятницу после полудня я сел, чтобы писать, но тут меня захлестнули дела Шабата, день к тому же выдался облачный, а я и часов надежных не имел. Пятничный этот вечер был к тому же началом Песаха, и в субботний тоже был Песах. Оттого я был не в состоянии писать собственноручно, однако не мог не чувствовать, что нельзя затягивать подтверждение того, что милостивое послание Ваше мною получено…»

Дата письма – 2 апреля 1616 года.

Адресат письма – дон Джиованни деи Медичи, богатейший аристократ, человек обширных интересов и дарований: военачальник, проведший на полях брани почти всю свою взрослую жизнь, военный инженер, архитектор, коллекционер живописи, поклонник театра, увлеченный читатель, собравший превосходную библиотеку, самозабвенный исследователь алхимии и вообще оккультных теорий. Ему было тогда 49 лет.

Об авторе письма. «Между 1615 и 1620 годами, – пишет канадский ученый Эдвард Голдберг в своей книге “Евреи и магия во Флоренции при Медичи” (Jews and Magic in Medici Florence. By Edward Goldberg / University of Toronto Press, Toronto-Buffalo-London) Бенедетто Бланис (ок.1580-ок.1647), еврейский ученый и коммерсант во флорентийском гетто, отправил 196 писем дону Джиованни…»

Как возникло это знакомство? Со слов самого Бенедетто, «во Флоренции дон Джиованни купил дом на улице Парионе прямо напротив собственного дворца и поселил там вышеупомянутую Ливию [речь идет о будущей супруге, а тогда любовнице его покровителя], обеспечив ее всеми необходимыми домашними вещами. Я продал ей комплект венецианских парчовых занавесей и прочий скарб, так же как я делал ежедневно для Его Превосходительства. Я также поставлял все для личных потребностей этой госпожи, согласно распоряжению его Превосходительства – ткани и украшения и прочие подобные вещицы… Когда мне необходимо было пообщаться или решать дела с Его Превосходительством, то я обыкновенно находил его в доме у госпожи Ливии».

Житель гетто – и в покоях князя! Что ж, у Медичи были свои правила. Формально указ о создании флорентийского гетто в 1571 году изобиловал традиционной антиеврейской риторикой и клятвами о защите христианской веры, однако подтекстом являлась экономическая целесообразность. С ее учетом и был сформулирован выбитый на стене гетто рескрипт о его создании: «Козимо деи Медичи, Великий Герцог Тосканы, и его сын, Светлейший Князь Франческо, руководствуясь во всем величайшим благочестием, пожелали, чтобы евреи были собраны в этом месте и отделены от христиан, но не высланы, дабы под воздействием добронравного примера они склонили свои упрямые шеи под легчайшее ярмо Христово». Тогда же было велено, чтобы евреи мужского пола носили впредь желтые шапки, или шляпы, или вообще нечто желтое и чтобы у женщин правый рукав был того же цвета. И напоследок Их Высочества распорядились взимать годовой налог в размере двух золотых скуди с каждого еврея мужского пола возрастом старше 15 лет. Но вряд ли Бенедетто Бланис носил даже желтую ленточку, полагает автор книги, – те обитатели гетто, которые занимались коммерцией, испрашивали у Медичи соответствующие разрешения, в каковых обыкновенно им не отказывали.

Коммерция – коммерцией, но, вероятно, главная причина, по которой дон Джиованни проникся доверием к Бенедетто, была в том, что последний представлялся ему носителем древней еврейской учености. С его помощью Медичи надеялся проникнуть в тайны Каббалы, углубить свои познания в области мистических традиций Востока, совершить алхимические открытия. С 1615 года дон Джиованни жил в Венеции, войсками которой он был приглашен командовать. Летом следующего года он решил сдать в аренду часть своего дворца во Флоренции, и Бенедетто получил задание переместить из нее библиотеку своего покровителя. Эта работа заняла у Бланиса три месяца, в течение которых он каталогизировал все книги, обращая особое внимание на издания по оккультизму. «Должен сообщить Вам, что мне подвезло обнаружить том сочинений Парацельса, включая наиболее любопытные… Поскольку мне известно, что при Вашем Достославном Превосходительстве находятся другие сочинения Парацельса, я подумал, что мне следует дать Вам знать об этом… Судя по названию, мы имеем здесь дело с небезынтересным произведением, а я знаю, как щепетильно относится Ваше Превосходительство к подобным вещицам. И действительно, Вы совершенно правы в этом своем отношении, ибо иногда их нежелательно иметь за любую цену».

Эдвард Голдберг сомневается в том, что Бланис был квалифицированным специалистом. Да, он знал древнееврейский язык, сносно владел латынью, его арабский был слабоват, а древнегреческий – на нуле. Но что он точно мог предложить своему патрону, так это абсолютную лояльность, которая наверняка была «самой важной, потому что дон Джиованни шел на рассчитанный риск, делая содержание своей библиотеки известным другому человеку». Соответственно, и Бенедетто гарантировал полную конфиденциальность: «Для помощи я использую моего друга, и я устроил его работать у меня дома, вместо того чтобы он ходил в Вашу библиотеку. Я диктовал ему, что он должен был надписать [речь идет о ярлычке на каждую книгу], по копии книжного списка, которую не выпускал из рук».

Примечательно, что, когда Бенедетто начал заниматься описанием библиотеки во дворце на улице Парионе, он фактически использовал его как убежище от правосудия. Дело в том, что незадолго до этого шурин Бенедетто в компании с еще двумя евреями облапошили за некоей азартной игрой четвертого, совсем молодого («даже без намека на бороду» – официальная формулировка) парнишку, унаследовавшего довольно крупную сумму. Мать проигравшего подала властям жалобу, и Бенедетто, по собственному признанию, помог своему родственнику спрятаться. Так он подставил себя судебному разбирательству. «Мессер Бенедетто, – сообщал мажордом Медичи во Флоренции своему хозяину, – укрылся во дворце Вашего Достославного Превосходительства, ибо опасается, что его будут допрашивать Восемь Судей [так назывался там высший орган судебной власти]… Я счел позволительным разрешить это, так как знаю, что он у Вас на службе…» Бланис в свою очередь слезно молил своего покровителя о помощи. «Прошу Вас лично поддержать меня, чтобы я не подвергался дознанию как свидетель, ибо веревка [имеется в виду вздергивание на дыбу] вряд ли подходит к данным обстоятельствам. Здесь во Флоренции, однако, есть обыкновение использовать ее против свидетелей, а не обвиняемых. Мне уже приходилось ранее это испытывать, и я скорее выстрадаю любое мученичество, чем причиню кому-либо вред своим языком»; еще он указал, что трое игроков являются купцами, торгующими текстилем с Левантом и Германией, – «если данное дело не будет разрешено, вся коммерция рухнет». Хотя, в результате вмешательства высоких ходатаев, все обошлось назначением вполне посильных штрафов, печальным исходом для евреев стало то, что возмущенный коварством единоверцев пострадавший порешил отомстить – и принял крещение.

Между тем Бенедетто готовился перебраться в Венецию. Он был необходим дону Джованни как эксперт в Каббале и оккультизме, и тот ожидал его едва ли не сразу после собственного переезда. К слову сказать, в истории итальянского еврейства этот город занимает достаточно видное место. Именно здесь появилось первое в стране гетто (в 1516 году), да и само слово это изобретено венецианцами – от geto (отливать металл), ибо это гетто было создано на месте литейной фабрички. На момент прибытия Бланиса здесь проживало 3000 жителей, что было в 6 раз больше, чем во флорентийском. Артур Голдберг отмечает: «Гетто было излюбленным местом посещений венецианскими аристократами, бывавшими там как по делам, так и для удовольствия». Деловые интересы христиан состояли в спекуляциях на здешнем рынке жилья – евреи не имели права владеть недвижимостью и поэтому вынуждены были ее арендовать, – одалживании у евреев денег – здесь (в отличие от Флоренции) это можно было делать под проценты, – и в инвестировании в различные торговые проекты, которые проворачивались в международном масштабе благодаря разветвленной еврейской диаспоре. «В дополнение к деловым возможностям венецианское гетто предлагало популярные развлечения для богатых и знатных. Христиане, как мужчины, так и женщины, включая высоких иноземных гостей, наводняли различные синагоги, чтобы послушать хоральную музыку и проповеди знаменитых раввинов… Еврейский оккультизм являлся неотъемлемой частью жизни гетто, и если христианам были нужны эзотерические книги, каббалистические амулеты, мистические заговоры или магическое питье, то он или она точно знали, куда за этим идти». Фактически гетто в Венеции было городом в городе – опять же в отличие от флорентийского, которое теснилось в одном большом здании, примыкавшем к рыночной площади, с внутренним двориком и улочкой; именно там в одной всего комнате с женой и тремя дочерьми жил и тужил Бенедетто Бланис.

3 февраля 1618 года он написал дону Джиованни: «Получил в высшей степени любезное письмо Вашего Достославного Превосходительства, однако отвечаю кратко, ибо вскорости у меня появится возможность беседовать с Вашим Превосходительством самолично, в особенности касательно нашего дела». Их встреча в Венеции состоялась в конце февраля того же года, значительно позже, чем оба думали первоначально, – до того генерал был занят военными кампаниями, но к 1618-му году его подкосили болезни. «Он сильно постарел, – по свидетельству современника, – и существенно потерял в весе. Духом же он отнюдь не пал и кажется вполне бодрым». Хорошее настроение объяснить нетрудно – дон Джиованни деи Медичи предвкушал удовольствие от ничем иным не обремененным погружением в дорогие его сердцу занятия оккультизмом, да еще в компании такого рьяного единомышленника, коим был его «Флорентийский купец».

Из позднейших показаний Бенедетто Бланиса суду инквизиции: «В 1618 году, около Жирного Четверга [22 февраля], я отправился в Венецию, будучи вызванным туда Его Превосходительством… Я оставался в его дворце вплоть до сентября, поскольку он не желал меня отпускать. Вновь и вновь он заставлял меня проглядывать книгу – ту, которую он сам сочинил, – поскольку в ней было множество авторитетных суждений из Святого Писания, собственноручно начертанных Его Превосходительством по-древнееврейски». Опять же забегая вперед, надо сказать, что выпустить свою книгу, названную «Зерцало истины», сиятельному автору не удалось – дело дошло только до корректур, потом дон Джиованни скончался, а у занявшихся его имуществом тосканских представителей задачи было совершенно иными. На это недвусмысленно указал в своем докладе посол Великого Герцога Тосканы Никколо Саккетти: «Готовясь к распродаже собственности дона Джиованни, мы обнаружили сейф и с превеликим сожалением касательно памяти и репутации Его Превосходительства вынуждены выслать Вам вещи, в упомянутом сейфе найденные. Мы сложили все в сундучок, в особенности кучу пронизанных суеверием рукописей. Не знаю, имеют ли они отношение к Каббале или магии, либо к тому и другому вместе, но, судя по тому немногому, что мне удалось посмотреть во время упаковки, они все весьма опасны и подобны заразе для каждого, кто с ними соприкоснется».

В октябре состояние здоровья дона Джиованни ухудшилось, теперь в его доме постоянно присутствовали посторонние лица – врачи, священники, венецианские и тосканские наблюдатели, и ни о каком продолжении панибратского общения с евреем из Флоренции да еще ради целей, на которые церковь смотрела косо, – речи и быть не могло. Бенедетто покинул Венецию и приехал домой. А там новости тоже были грустные – его отца хватил удар. «Мои глаза наполняются слезами, когда я вижу своего родителя, который, пораженный немотой, тщится выразить его глубочайшее почтение Вашему Достославному Превосходительству. Он следит за мной, даже когда я пишу, и уже дважды облобызал подпись Вашего Превосходительства со слезами и воздыханиями, от которых бы и камни разрыдались». Против ожиданий дону Джиованни полегчало, и он адресовал своему корреспонденту важную просьбу, на которую Бенедетто ответил письмом от 6 января 1619 года. «Перед отбытием в Венецию служения ради Вашему Достославному Превосходительству я поручил своему родителю понадежнее укрыть все бывшие у меня запрещенные рукописи и книги. Он спрятал их в двух разных местах… После получения Вашего последнего письма я сделал еще одну попытку, и – благодарение Богу! – мой родитель наконец меня понял. Его речь пока еще остается неразборчивой, и поэтому он сам повел меня туда, и теперь я посылаю то, что было запрошено, и свидетельствую свою готовность и впредь быть слугою Вашим».

Пребывание в Венеции подсказало Бланису новый проект – переписывание, по заказу дона Джиованни, редких книг, причем с разных языков и, на взгляд церкви, явно неблагонадежных. Просто обычная коммерция в это время не шла, безденежье одолевало, и Бенедетто рискнул. Проблемы не замедлили появиться. Письмо от 24 марта 1619 года: «Я хотел, чтобы эта книга Корнелия [«Оккультная философия» Корнелия Агриппы] была скопирована быстро и хорошо, и поэтому передал ее одному священнику, каковой является моим другом и конфидентом. Однако в субботу утром он принес мне эту книгу обратно, скопировав только пяток страниц, и сделал из этого моральную препону, сказав мне, что ему необходимо покаяться перед Инквизитором и испросить у него согласия на продолжение работы». 7 апреля на имя дона Джиованни ушло еще одно послание, – теперь уже с просьбой вмешаться: «По поводу инквизитора Вам необходимо во всеуслышание заявить, что я работаю для Вас. …Мне повезло, что меня еще не засадили в одиночку и не конфисковали все книги. Не иначе как тень Вашего Достославного Превосходительства уберегла меня, поскольку Инквизитор спрашивал у наших управляющих [выборных еврейских администраторов делами гетто] обо мне, и они ответили, что я Ваш слуга. Инквизитор сказал управляющим, что хочет поговорить со мной, когда мне будет удобно, – так что мы продолжаем тянуть, как только можем, – до тех пор, пока не будет вестей от Вас и от других». И тут он испытал настоящий шок – оказалось, что на мозоли церкви дон Джиованни наступать остерегается. «Сейчас я понимаю, – с храбростью отчаяния рапортовал ему Бенедетто 16 апреля, – что Вам претит связываться с монахами, отчего я порешил прямо сегодня утром посетить Инквизитора». Ему уже мнилась пыточная и, кто знает, что еще, но непостижимым образом все обошлось. «Не знаю, как и благодарить Бога, – это в письме от 21 апреля, – что я отделался лишь небольшим домашним арестом и штрафом. Короче говоря, Отец Инквизитор – великий и добрый человек, который сумел напугать меня так, что душа моя ушла в пятки и вся жизнь промелькнула передо мной единою вспышкой… Так что нынче я пленник в собственном дому… Он действительно проявил ко мне большое снисхождение». Гроза прошла мимо, Бенедетто, уверовав в свою счастливую звезду, с удвоенной энергией возобновил копирование, однако новая беда уже ждала за углом.

1620-й год начался для Бланиса по видимости удачно – он был впервые избран в состав управляющих гетто. Кто бы знал, что сулит ему этот «успех»! Некий «мавританский еврей», ранее живший во флорентийском гетто и имевший там жену и дочь, покинул его на шесть месяцев, после чего вернулся – но уже христианином. Между тем жена после его исчезновения, согласно еврейскому закону, была признана брошенной и вернулась к своим родителям. Выкрест, однако, потребовал вернуть ему жену и ребенка и инициировал судебное разбирательство. Когда речь шла о защите неофитов от их бывших единоверцев, тосканская юстиция реагировала сверхоперативно и гнев ее пал, прежде всего, на участвовавших в деле еврейских старейшин. Уже 8 февраля Бенедетто сидел в тюрьме, а в его комнате в гетто был проведен обыск, в ходе которого была изъята, в частности, вся его переписка с доном Джиованни. За несколько дней до заключения Бенедетто в панике взывал к своему покровителю: «Если Ваше Достославное Превосходительство не исправит положение… нам грозят крах и уничтожение. Я больше не знаю, что мне нужно. Я не вижу света. Только моя твердая надежда на Бога и Ваше Достославное Превосходительство помогает мне пока что удерживать в руке перо…».

Решение Совета Кардиналов Инквизиции от 12 октября 1621 года (когда дон Джиованни деи Медичи уже был почти четыре месяца как мертв): «Еврей Бенедетто Бланис был заключен в тюрьму Святым Отделом во Флоренции за подстрекание недавно крестившегося вернуться в иудаизм. Дело было передано Инквизитору этого города, и настоящий Совет постановляет, чтобы означенный Инквизитор действовал с максимальной суровостью для обнаружения здесь полнейшей правды». И еще одна официальная бумага, от 24 ноября 1622 года: «Несмотря на то, что он неоднократно подвергался пытке, Бенедетто упорствовал и продолжал отпираться». И вывод: «Его можно отпустить по уплате залога, дабы обеспечить его повторную явку, когда и если она понадобится». Еще долго-предолго буксовала бюрократическая машина – лишь в январе 1628 года Совет Кардиналов утвердил решение тосканского Отца Инквизитора приговорить Бенедетто Бланиса к изгнанию из Флоренции. Все же, согласно сохранившимся документам, деньги за проживание в гетто (своих родственников) он продолжал вносить до 1647 года. Умер Бенедетто, вероятно, в Ферраре, пережив на 26 лет своего друга и покровителя дона Джиованни.

Лев Рожанский
kackad.com

Прочитано 1820 раз

Читайте нас на:

    

    Канал Gorskie.ru в Telegram

Еврейский информационный центр

Gorskie.ru - первый сайт горских евреев, основанный в 2000 году. Мы являемся независимым информационным проектом, рассказывающем не только о жизни евреев Кавказа, но и о еврейских общинах по всему миру.

 Gorskie.ru на Twitter Gorskie.ru на VK Gorskie.ru в Одноклассниках 

Информация

Архив

« Март 2024 »
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
        1 2 3
4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28 29 30 31

Подпишитесь