Об этой еврейской общине, нашедшей в средние века себе пристанище на Кавказе, писали очевидцы ещё тех далеких лет – начиная от авторов книги «Дербент-наме», содержащей ценные сведения по истории Дагестана и Северо-Восточного Азербайджана в V-XI вв., от Ахмеда ал-Балазури, автора «Китаб футух ал-фудан» («Завоевание стран»), книги, описывающей все военные походы, предпринятые арабами в VII-XI вв. («… дана эта грамота Хабибом ибн Маслама жителям города Нашава [Нахчаван], его магам и иудеям…»), и до И. Анисимова – первого горско-еврейского этнографа, опубликовавшего в 1888 г. монографию «Кавказские евреи-горцы».
В каждом поколении радушные горские евреи даже после тяжелого рабочего дня принимали кунаков (гостей), которым, конечно, чрезвычайно любопытно было бы заглянуть, что же там происходит за «женским занавесом», или сыграть с хозяином в «шеш-беш». Но все они были гостями, которые задерживались только на день-другой или недельку.
И вот в жизни общины появился Ф.Л. Шапиро, который в течение десяти лет (1913-1923) часто бывал в этих краях, жил среди горских евреев и стал «своим» как в кубинской, так и в бакинской, и в дагестанской общинах. Как отмечал он сам: «...не было ничего случайного, экспедиционного в том, что в течение ряда лет я выезжал на отдых во время каникул в Кубу, и все это благоприятствовало моей этнографически-исследовательской работе».
Как не выразить благодарность исследователю за его бескорыстные добрые деяния?! Получив в «наследство» азербайджанский шапировский архив, я попыталась изыскать возможность отметить заслуги этого великого, но такого скромного человека в деле сохранения уникальных документов, в том числе – фотографий общины, которые в течение полувека «перекочевывают» из одного печатного издания в другое, при этом обходя стороной и не отмечая ни авторство Феликса Львовича Шапиро, ни снимки, хоть и выполненные другими фотографами, но собранные и сбережённые им же.
Благородный поступок моего земляка и соседа Якубова Исроэла Азарияевича и моё давнишнее партнёрство и сотрудничество с Институтом стратегических исследований Кавказа (Баку) дали толчок к появлению на свет настоящей работы.
В этой книге я решила раскрыть перед читателями весь «азербайджанский» архив Ф.Шапиро, полученный мною от его дочери Лии Престиной-Шапиро. Следует отметить, что Лия Феликсовна в опубликованных ею книгах – Ф.Л.Шапиро «Сборник статьей и материалов», Иерусалим, 1983 (где, кстати, напечатана и наша с ней статья); «Семья, друзья и я», Беэр-Шева, 1998; «Словарь запрещенного языка», Беэр-Шева, 1999, – рассказывает об уникальной личности – о своем отце.
Я посчитала не вполне корректным вносить какие-нибудь существенные исправления в текст с целью донести до читателя его, Феликса Львовича, «почерк», хотя еще «не вполне выученный» русский язык автора подчас давал о себе знать. Поэтому я отнеслась к материалу максимально бережно, благодаря чему книжка значительно ближе к оригиналу, чем она была издана в другой редакции, но… Я уничтожила 3 предложения, 26 слов. Они умрут со мной, они умрут во мне. Комментарии излишни.
В «наследство», помимо настоящей статьи (как уже отмечено выше, она была напечатана, но в слишком «выхолощенной», жёстко отредактированной форме), мне были переданы следующие материалы. Единственный сохранившийся экземпляр сионистской газеты »רחשה תליא« - «יחבס-שובת» – «Утренняя заря« (1919); несколько номеров другой сионистской газеты «םירה–דה» – «Эхо гор» (1919-20) в том же формате, что и предыдущая газета (ивритский шрифт и тексты, написанные на иврите и родном языке); редчайший экземпляр афиши-объявления бакинской организации «Идише фолкспартай», содержащей сообщение о том, что лекция Ф.Л. Шапиро «Горские евреи» состоится в 6:30 вечера в помещении Талмуд-Торы. Встреча была посвящена отчету о полевых работах за 1918 год. Содержание уникальной афиши включало в себя разнообразнейшие темы: «Месяцъ жизни въ горско-Еврейской «Палестине» – Кубе и ея окрестныхъ селенiяхъ»; «Этнографическiй бытъ кубинскихъ евреев в прошломъ и настоящемъ»; «Кубинские евреи и еврейская библiографiя»; «Горско-еврейская поэзiя» [Этот раздел вёл, в основном – на материале собственного творчества, великий для своего времени поэт рабби Иосиф Шур, герой моего будущего исследования]; «Горскiе евреи и россiйская революцiя»; «Еврейскiй Историко-этнографическiй музей на Кавказѣ». Кроме того, было указано, что лекция сопровождается иллюстрациями, а входные билеты можно «получитъ въ писчебумажномъ магазине «Культура» въ евр. Библiотеке, въ столовой «Бетъ Лехемъ», въ конторе бр. Фапштейнъ, Молоканская 16, а в день лекцiи – въ еврейской школе Талмудъ-Тора».
Доступную ему библиографию по исследуемой тематике Феликс Львович аккуратно записывал в ученической (школьной) тетради, на которой выведено его почерком следующее: «В.Ф.Миллер, Материалы для изучения евр.-тат. языка, СПЕ 1892 г.»
Семнадцать пожелтевших от времени листов сохраняют карандашные следы изложенной им на русском языке истории происхождения горских евреев, а также несколько страниц исписано красивым ровным ивритским шрифтом.
Помимо горско-еврейского архива он, конечно, собирал материалы, связанные с ашкеназской бакинской общиной. Большую ценность в этом архиве имеют собранные Ф.Шапиро с 1917 по 1919 гг. в Баку экземпляры газеты для бакинских ашкеназских евреев «רעזאקוואק טאלבנעכאוו» – «Кавказеръ Вохенблатъ».
Ф. Шапиро в начале своей исследовательской деятельности старался критически обосновать подбор литературы на основании уже имеющихся материалов других ученых, но этот пункт оказался его «слабым звеном», и тогда он решил опереться на свои личные полевые работы, которые охватили почти все сферы жизни общины, тем самым оставив человечеству информацию из «первых рук». Лучше, чем он сам, никто не смог бы описать тот период жизни общины: «Каким-то мановением волшебной руки Истории здесь много веков назад всё застыло и окаменело, чтобы предоставить будущим поколениям возможность наблюдать прошлое на натуре настоящего...»
Эта работа предоставила мне возможность впервые познакомиться с такими редкими в общине именами как Матафия, Галимов, Офид, Нехах, Сафания, Гуна (это имя, кстати, упоминается среди мудрецов Талмуда).
Также впервые в этой статье отмечается, что помимо мелкой торговли община, по всей видимости, занималась и выращиванием риса, секреты которого наверняка были знакомы общине ещё с «иранских» времен, а старые люди смогли их сохранить и передать своим сородичам.
Статья не соткана из намеков и иносказаний автора, а основана на сообщениях живых и здравствующих свидетелей реальных событий. И потому мне так необходимо было найти потомков тех слобожан – собеседников Ф.Шапиро по «отобранной земле». Поиском в этом благородном деле занялся в Нью-Йорке мой учитель Рашбил Шамаев. Ему удалось разыскать почти всех ныне живущих членов семейств, о которых упоминает автор статьи. От этого участия конкретных людей статья становится более живой, почти домашней: моей, твоей, вашей…
Оказывается, этот «окаменевший мир» настолько свободно владел древнееврейским языком, что Ф. Шапиро совершенно не нуждался в «посредниках», записывая рассказы, легенды и участвуя в многочасовых субботних беседах. Но… Отрадно отметить, что у него была маленькая помощница, Лилия, о которой он вспоминал до конца своих дней. Об этом доверительным шепотом поведала мне Лия Шапиро.
Надо отдать должное тактичности поведения этого великого педагога, который не прилепил к общине, как другие исследователи, ставшее модным в то время слово «тат». В двух-трех местах он только язык общины называет татским. Для него горские евреи были его же сородичами, сынами израилевыми, которые в свое время там, в Эрец Исраэль, на законном Божьем основании, тоже были наделены положенными уделами колен иудейских.
Отдельным текстом к «наследству» были прикреплены «Варианты легенд» (продолжение легенд о реке Яла), которые я внесла в основной текст.
Ф. Шапиро в своей работе не осуждает образ жизни общины и ничего не ставит им в вину, - например, почему община не использовала широко издаваемую ивритскую литературу, как европейские евреи? Он задавался вопросом: «Что могло послужить причиной отставания таких мобильных горских евреев от евреев европейских»?
На поставленный Феликсом Львовичем вопрос я бы ответила, что скорее всего – жёсткая традиционная религиозная система восточного иудаизма, которая сковывала инициативу отдельных членов и общину в целом. Нельзя осуждать общину за старание сохранить собственную идентичность. Структуры восточного общества, окостеневшие за несколько веков и развивавшиеся гораздо медленнее европейских, не давали простора для становления и свободного развития личности как таковой, будь то горский еврей, марокканский, йеменский или кто-либо ещё.
Кавказские общины пережили не одно тысячелетие в вынужденных странствиях и скитаниях из страны в страну. Скорее всего, они и сохранились-то благодаря строгой приверженности религиозному закону и традициям, даже, как это ни покажется парадоксальным, благодаря изоляции от других народов, стене вражды и отчуждения от окружающего мира. Они уцелели в страшных гонениях, под угрозой массового уничтожения. Но вот пришла эпоха революции и провозглашаемых свобод. В горско-еврейских общинах многие почувствовали угрозу самим основам еврейской жизни.
Решение проблемы совмещения традиционных религиозных и культурных ценностей с нормами современной цивилизации было необходимо для модернизации горско-еврейских общин в ХХ в. и выживания в новых условиях быстро менявшегося окружающего мира.
В самой общине не все установки советской власти получили одобрение, потому что они противоречили многовековым еврейским обычаям. В эти смутные «большевистские» времена усугубились противоречия внутри самой общины из-за «инородности» навязываемой культуры и её воздействия на традиционный уклад, существовавший тысячелетия. Некоторые члены общины полагали, что община не должна сторониться современных идей, даже если они возникли в «чужом» обществе. Такую позицию поддерживал рав Хаим Иосиф Шур, оставивший важные свидетельства своего времени. Однако реформаторские его идеи, в первую очередь, в области образования, не нашли поддержки внутри общины со стороны его коллег-раввинов (за что его и лишили сана раввина), мотивировавших тем, что новшества посеют семена неверия и подорвут основы традиционного религиозного воспитания. У таких, как Иосиф Шур, не было шансов на претворение своих «иллюзий» в жизнь хотя бы потому, что подавляющее большинство членов общины придерживалось строгой ортодоксии и подчинялось авторитету раввинов.
Один-единственный раз некий филантроп-незнакомец хотел помочь общине в обновлении программ и стандартов образования, в строительстве новой школы. По всей вероятности, благодетель поставил свои условия, а община выдвинула свои встречные условия: «никаких изменений в традиционном образе жизни». Меценат отступил…
В статье очень доступно и обстоятельно освещаются различные темы. Среди них такие как отношение к языку (например, почему община пренебрегала светской литературой на языке иврит); исследование мест проживания и создания кварталов, в том числе впервые автор упоминает о карачаншском квартале. Интересны заметки о роде занятий – предпринята попытка анализа, почему община якобы пренебрегала обработкой земли (продолжение этой темы – легендарная история о «похищенной слободинской земле»).
Ф.Шапиро также рассказывает о «чудотворной» книге, знакомит с творчеством слободинского поэта-раввина Хаима Шура, который излагает историю общины в стихах, написанных в стиле довольно архаичном, близком к библейскому. Здесь мы также обнаруживаем сказания и предания «исраильтян»(слободинцев) и «исмаильтян» (кубинцев-мусульман) о слободинской реке – Гудияльчай и впервые узнаем о горских евреях, проживающих в Кубе, об их переходе в Еврейскую слободу, где они создали квартал «Мизрах».
Материал содержит массу наблюдений и разысканий о глубокой религиозности и ригоризме, о фольклоре, амулетах, талисманах, рассматривает серьёзные проблемы соотношения революции и горских евреев, религии и сионизма. Автора интересует раввинатство, горско-еврейский хедер и учебная программа; он приводит эпитафии, по которым можно изучать историю общины в целом и такие частные моменты как происхождение редких фамилии «Абаев» и «Раввинович» у горских евреев.
Очень любопытна тема «Женская половина», содержащая в числе прочего сообщение об одном-единственном случае многоженства. Хочу заметить, что Ф.Шапиро не схематически изображает ситуацию на «женской половине», а рисует реальную картину. Он хорошо понимает, что здесь, у «горцев», как и в других подобных захолустных местечках России и Украины, согласно традиционному еврейскому мировоззрению, место женщины всегда внутри, а не вовне, всегда в четких и ясных границах, в пределах дома, в частном пространстве, в любви и деторождении, в продолжении рода. И ей не место в коллективном пространстве и на общественном поприще.
Некоторые страницы книги нуждались бы в доработке, если бы это оказалось возможным. Так, в описании кварталов у Ф.Шапиро просматривается некоторая путаница. Впервые мы здесь находим названия таких кварталов-приходов как Карачай и Карачанш. Их нет и в книге М. Агарунова «Мои воспоминания» (Баку, 2001), и потому, чтобы не запутать своего читателя ещё больше, я решила привести перечень этих кварталов из подготовленной и выпущенной мною книги «История и культура горских евреев Кавказа» (Иерусалим, 2009): Кулгат-I (Гилготи), Кулгат-II (Гилготи), Кусары-I, Кусары-II, Карчеи (Карчаг, Каруи), Гилеки, Агаждани, Чапкени, Мизрахи.
Нет сомнения, что описанные в статье кварталы Карачай и Карачанш это не что иное как Карчеи (Карчаг, Каруи).
Отмеченные даты в эпитафиях в оригинале Феликса Львовича настолько стерлись, что невозможно удостовериться в их точности, и потому я не стала рисковать, приводя какую-то «похожую» цифру, решив поставить в некоторых сомнительных датах знак вопроса.
Не обошел вниманием автор и статус общины в мусульманском обществе, где предусматривалась свобода отправления культа и жизнь по собственным религиозным законам (не считая нескольких бытовых стычек). Антиеврейские эксцессы в Еврейской слободе носили характер не религиозных преследований, а бытовых, хозяйственных конфликтов, спровоцированных конкуренцией на рынке поставки и сбыта товаров. Преследование евреев в Азербайджане не считалось доблестью, как это имело место в других мусульманских странах.
Несмотря на своё почти изолированное существование, община, однако, не могла не испытывать влияния со стороны своих соседей-мусульман в определённых областях, например, в языке, и в некоторых общественных институтах.
За тысячелетия вынужденных скитаний горские евреи приобрели восприимчивость к чужой культуре и языкам, приспособляемость к иноверческой среде. Они отличались прочностью внутриобщинных связей (хотя есть примеры и разобщенности, и нетерпимости), поразительной конкурентоспособностью, выработанной столетиями как способ выживания.
Община всегда была лояльна к стране проживания, которая гарантировала народу закон и порядок, к её населению. В принципе собственность евреев была защищена законом и традицией.
Ф. Шапиро использует слово «косность», описывая случаи инертности общины, не реагирующей на происходящие вокруг неё бурные политические события, а также порицая её сотрудничество с сионистскими партиями.
Документы тех лет, найденные мною в архивах, сообщают: горские евреи, безоглядно поверив сионистам, продавали свои дома, имущество и ждали гудка парохода на отплытие в Эрец-Исраэль. И именно поэтому, очевидно, они, горские евреи, не желали «играть», как они полагали, в «авантюрные игры», предпочитая верить только сионистам, которых они считали «ближе всех» к Эрец-Исраэль. Правда, доверившись сионистам и распродав всё накопленное и нажитое непосильным трудом, они так и не дождались прощального гудка парохода, отвозившего их в Ерушалаим, а пополнили ряды нищих и обездоленных. Но немало оказалось и таких, кто всеми правдами и неправдами стремился попасть в Эрец-Исраэль и упорно, с оружием в руках отстаивал свое право на эту землю.
Во всяком случае, хотя в настоящее время ситуация не столь обострена, как несколько десятилетий тому назад, община и общинные институты изменяются крайне медленно. Я понимаю, что некоторым моим сородичам покажется «неактуальной» эта статья и они, возможно, будут ею недовольны. Да, здесь рассказывается о тяжком хлебе, который многим проживающим рядом с ними приходилось зарабатывать потом и кровью. Это их беда, а не позор.
Меня волнуют другие аспекты этого текста, которые вопиют и кровоточат в течение последних девяноста-ста лет (читаем в тексте): «Священным долгом каждого горского еврея является обучение своего сына (именно сына, а не дочери)… грамоте…»
Эти слова были произнесены ровно век тому назад!
Угрозы уничтожения культурной идентичности, угрозы, которым народ умел противостоять, периодически повторялись в горско-еврейской истории (во времена Надир-шаха, Шамиля). Подчас горские евреи оказывались на грани культурной катастрофы, утраты своего лица. Но они упорно сохраняли то, что социологи и антропологи называют «основами личности». Горские евреи остаются в лоне своей веры, в центре своего мироздания, из которого ничто не способно их вырвать. Это упорство и отчаянное сопротивление – характерные черты истории горских евреев.
Что бы ни произошло на этой земле, где бы община ни жила, при любых экономических, политических катастрофах и катаклизмах, – ей, этой стойкой общине, и до сегодня близки строки Пятикнижия: «… всякая вещь возвращается к источнику своему, и всякий человек стремится к своему первоначалу» (Берешит Раба 56:14).
Д-р Лия Микдаш-Шамаилова
