Gorskie.ru на Twitter Gorskie.ru на VK Gorskie.ru в Одноклассниках 
rueniw
Иудеи в историческом пространстве Дербента и его округи

В преданиях горских евреев отсутствуют четкие сведения о времени поселения их предков на Восточном Кавказе и о месте, из которого они были переселены на Кавказ.

В XVII веке Адам Олеарий и Ян Стрейс отмечали, что, по мнению самих горских евреев, они происходят из «Иудова и Вениаминова колен». Уже первыми исследователями Дагестана (Дорн, Иуда Черный, Анисимов) признавалась недостаточность письменных источников. Ими наиболее остро обсуждался вопрос о происхождении и этнической идентичности горских евреев. В его разрешении они признавали важными любые свидетельства о жизни и историческом прошлом еврейских общин.

Анисимов отмечал, что «народная традиция сохранялась на разговорном языке», который с конца XIX в специальной литературе именуется как еврейско-татский, и тюркских языках, что вполне укладывалось в ситуативную и региональную норму межэтнических отношений диаспоры. Именно язык позволяет выделить горских евреев как особую субэтническую еврейскую группу, сформированную на Восточном Кавказе - на территории современных Республики Дагестан (в составе Российской Федерации) и Азербайджанской Республики. Их разговорным языком является, так называемый, еврейско-татский язык, в основе которого лежит диалект среднеперсидского. Еврейско-татский язык содержит также довольно значительный пласт лексических заимствований из арамейского и древнееврейского и, кроме того, из современных азербайджанского, кумыкского и др. Языков.

В этнокультурном отношении горские евреи являются частью мира иранского еврейства, с которым они еще в начале XIX века - до включения Восточного Кавказа в состав России - поддерживали довольно тесные связи. Об этом может свидетельствовать, например, их знакомство с языком зебони имрани, посредством которого иранские евреи, говорившие на различных диалектах, общались между собой. Кроме того, в XVIII-XIX веках довольно большое число иранских евреев, главным образом из Гиляна, переселилось на Восточный Кавказ и интегрировалось в состав различных горско-еврейских этнографических групп.

Еврейские общины восточного и северного Кавказа постоянно на протяжении Средних веков пополнялись мигрантами из Закавказья, Грузии, Ирана. Турецкие завоевания Ирана части Кавказа XVI-XVII вв. еще раз перемешали состав еврейских общин. Хотя евреи Восточного и Северного Кавказа и относились к другому культурно-историческому ареалу, но большей частью они были иранского происхождения. Слова раввина Дербента Ицхака бен Яакова Мизрахи (1795-1877), что евреи города пользуются «еврейской письменностью, но иногда те, которые не так хорошо владеют еврейским, пишут на принятом среди нас татском», подтверждают этот тезис. Можно предположить, средневековый иврит в среде горских евреев сохранялся как язык образования и религиозных практик.

К сожалению, ни мусульманские и, даже, еврейские источники, повествующие о горах Кавказа (Дагестана), как области, где в хазарский период уже жили евреи , ни «предания о переселении в Дагестан предков горских евреев из Сасанидского Ирана в качестве солдат-строителей для защиты от набегов тех же кочевников, не могут в полной мере восстановить последовательную историческую картину расселения. По мнению М. Куповецкого, в изучении евреев Кавказа «белым пятном» в истории еврейских общин региона остаются в XIV-XVII века - позднее Средневековье и раннее Новое время, а исследователи ограничиваются самыми общими рассуждениями о положении и статусе евреев.

Привлекаемые ими персидские,западноевропейские, из соседних регионов, синхронных во времени, еврейско-персидские и русские источники также пока не создают общей картины. Возможные исторические связи между горскими и грузинскими евреями Кавказа, о которых говорят К. Лернер, Д. Шапира, М. Куповецкий, изучаются на уровне постановки проблемы, Реконструировать картину прошлого в таком историографическом провале можно только в общих чертах. Именно, дискуссионность вопросов о направлении дальнейшей миграции евреев в XVII-XIX вв. в горные районы Дагестана заставляют искать новые источники и вводить их в научный оборот.

Уцелевшие древние еврейские кладбища Дагестана, затерявшиеся в ущельях или тенистых долинах, а то и, поднявшиеся на отроги гор, - позволяют составить весьма широкое представление о «географии расселения еврейской диаспоры по территории» Дагестана. Эпиграфическое изучение кладбищ селений Южного Дагестана, где данный регион рассматривается как наиболее возможный путь передвижения общин из Карабаха и Шемахи, может обещать реальные результаты. Основными объектами наших исследований стали надгробные камни некрополей города Дербента и селений в его «округе»: Маджалиса, Нюгди, Карчага, Джераха, Мараги, Хели-Пенджика, Янгикента.

В следующих частях этой темы будут представлены выводы эпиграфических наблюдений, выполненных автором на кладбищах Дербента, селений Абасава и Маджалис.

Нашими своеобразными проводниками по следам еврейской истории Дербента и его округи будут древние еврейские рукописи «Маджалисский документ» и «Дербентский свиток» [Гаркави, 1876, с. 1-28] и история их обнаружения, сделанное караимом собирателем древностей А.С. Фирковичем в Дербенте и Маджалисе.

Крымский караим Фиркович был тем человеком, который без страха и сомнений отправился в неизвестный путь в поисках тех мест, «где… жили его предки в старину» [Вихнович, 212, 109-110]. По убеждению Фирковича, надо было отправиться в древние города Кавказа и скрытые горные селения; они могли бы рассказать историю переселения предков караимов из библейской Самарии в Крым.

Фиркович отправляется из Керчи в Тамань (в дальнейшем ему придется еще не раз проезжать этот городок). Цветущая майская степь 1840г. сопровождала Фирковича на всем пути в Дагестан; на обратной дороге это уже был январь 1841г., но Тамань теперь он проехал, не останавливаясь. Места, эти, тогда живо интересовали историков. Таинственную Тмутаракань с ее «тмутараканским идолом» (1792г.), упомянутым в «Слове о полку Игореве», некоторые ученые помещали именно в окрестностях Тамани.

Дербент лета 1840 года был почти таким же, как его описывал Бестужев-Марлинский: «Все, вместе походило на огромного удава, который под чешуей домов растянулся с горы на солнышке и поднял свою зубчатую голову крепостью Нарын, а хвостом играет в Каспийском море» [Марлинский (Бестужев), 1996, с. 44-45].

Прибыв в Дербент, Фиркович много времени потратил на изучение древних стен и фортов крепости и даже пытался вести археологические раскопки. Разумеется, все это делалось при полном содействии крепостного начальства.

Лишь только 28 августа 1840 г., уловив момент, когда престарелый дербентский раввин Ильяху Мизрахи был в хорошем настроении, Фиркович попросил показать ему старые свитки и книги. Большинство Тор были «новыми», константинопольского происхождения [Фиркович, 1863, с.77]. Только один свиток имел более древний вид. По его мнению, форма букв, состояние пергамента и чернил указывали на глубокую древность, а приписка в конце свитка потрясла Фирковича. Писец сообщал, что он, Иегуда Га-Накдан, сын Моисея, потомок колена Нафтали, уведенного когда-то в плен ассирийским царем Саргоном II, посетил святые общины. Видел он евреев страны Кырым, где живут потомки колена Иудина из Иерусалима, пришедших на помощь своим северным братьям во главе с сыном иудейского царя Гедалии. Но они (иудеи) вместе с израильтянами также были уведены в плен ассирийцами. Затем, когда мидийский (персидский) царь Камбиз, сын победившего ассирийцев и вавилонян Кира, пошел походом на скифов, он взял с собой еврейских воинов и подарил им за доблесть землю в стране Кырым (Крым). Вернувшись из похода, эти евреи забрали семьи и переселились в Крым, где основали крепость Села га-Егудим (Скала иудеев). Рядом с этой страной, на другой стороне пролива, находится греческий город Матарха, где Иегуда Гиббор, отец писца, жил среди евреев, изгнанных Титом (император Рима, в 70 г. н. э. разрушил Иерусалим). Далее автор сообщает время переписки им Торы в родном ему городе Шемахе. Дата соответствует 986 г. н. э.

По словам раввина, в синагоге селения Маджалис, также имелась древняя рукопись на коже, но «замурованная» в саманной стене дома местного раввина. Селение находится в ущелье: справа отвесная скала, слева по руслу реки - пологий склон, где и располагались сакли-мазанки. Фиркович сразу направился к раввину. Это был Ханука бен Хаим, и старинные рукописи надо было искать у него [Фиркович, 1863 с. 78; Вихнович, 2012, с.106-110]. В семье Хануки гостя принимали по восточному обычаю: пригласили в дом, посадили за стол, угощали, - и только после долгого разговора появилась возможность спросить хозяина о древних рукописях. Помог присутствовавший в комнате сын Хануки Рафаэль, который знал место, где был спрятан свиток. Пергаментный свиток (размером 57 см на 15,5 см) представлял копию приписки с Дербентского свитка. Однако там содержались важные дополнительные сведения. Автор данного текста Иошуа бен Элия, в 1513г. переписал колофон древней рукописи, сделанной Авраамом Керченским [Гаркави, 1876, с.1-28; Гаркави, 1876, c. 35]. Далее излагается текст Авраама, сообщавший о том, что в Крым к иудейским хазарам прибыло посольство из княжества Рос и Мосох из города Циоба (Киева?) для изучения иудейской веры. Для сбора нужных книг Авраам был послан на Кавказ и в Персию. Он узнал о древней Торе, хранящейся в Исфагане, нашел ее и переписал приписку к ней. Затем следовал текст Дербентского документа о приходе евреев в Крым вместе с царем Камбизом. Колофон к Маджалисскому документу добавлял, что евреи жили под покровительством иудейских хазар, когда киевский князь Владимир затеял испытание вер [Гаркави, 1876, с. 60-61; Фиркович, 1863, с. 118-120].

В «Сэфер Авне-зиккарон» («Книге памятных камней»), в своеобразной историографии караимов, помимо пространной редакции ответа Иосифа, хазарского царя испанскому сановнику Хасдаю ибн Шапруту, надписи на могиле Исаака Сангари, матархейской эры в надгробных текстах кладбища Чуфут-Кале, двух мангупских эпитафий приезжих из Сефарада, были включены сведения свитков Торы из Дербента и Маджалиса [Фиркович, 1872, с. 2-208; Черный, 1992, с. 24]. Нужно признать, что из-за спорности свидетельств, записанных в книге «Авне-зиккарон» [Фиркович, 1872, с. 2-208;], эта весьма важная группа источников, касающаяся истории происхождения иудейских общин Кавказа, Крыма и их контактов, очень осторожно по-прежнему вводится в научный оборот.

Среди нависших над Дербентом круч затерялось старое, заросшее колючим кустарником, кладбище.

Все, что осталось от селения Аба-Сава. Его возникновение связывают с событиями в Дербенте 1630г., когда многочисленная община Дербента была вынуждена покинуть город, то большинство осело в 10 км. от города, в новом основанном селении, названном Аба-Сава. Самый древний найденный Иудой Черным камень 1687 года [Черный, 1992, с. 13-14].

Всего на абасавинском кладбище надмогильных камней с эпитафиями уцелело чуть более 30, но и они подтверждают историческую картину середины XVIII в., когда в 1760 г. Фатали-хан разрешил евреям Рустова поселиться в Аба-Сава. Но уже в 1799 г. ситуация меняется. Война Сурхай-хана Казикумухского и Кюринского ханств против Ших-Али-хана Кубинского и Дербентского (1791–1806) принесла разорение в селение Аба-Сава, и после того, как правитель Кази-Кумуха вырезал население Аба-Сава, Ших-Али-хан приказал уцелевшим абасавинцам (около 160 человек) перебраться под защиту дербентских крепостных стен и выделил им участок под застройку [Козубский, 1906, с. 66, 121-125 ].

Таким образом, оставшиеся жители переселились в Дербент, в котором правитель Ших-Али-хан, ставший ханом Дербента после смерти Фатали-хана, уравнял евреев в правах с мусульманами и предоставил им статус постоянных жителей Дербента, разрешил селиться в центре города, закрепив свои решения фирманом. У южной крепостной стены появился еврейский квартал, получивший название «Тенге-махала», и самое последнее надгробие на кладбище Аба-Сава, датируемое нами 1827г., зафиксировало это переселение.

Абасавинские события заставили евреев насторожиться, в короткий срок они наладили тесную связь между всеми аулами, и каждое поселение было готово по первому зову прийти на помощь другому.
Об этом переселении косвенно свидетельствуют надгробия дербентского еврейского кладбища; они архитектурой и, что, особенно интересно, стилистическими формулами эпитафий, почерком резчика, словно, продолжают некрополь Аба-Сава.

В первые годы уже российской истории Дербента, на южных границах складывалось беспокойное положение из-за неустойчивости и слабой договоренности по границам между уцмийствами и внутренними административными областями. Одно из таких частых военных столкновений произошло у Дербента в 1830 г., тогда в месяце Ав (июль-август) были похоронены 12 мужчин (Мордехай с сыновьями). Эти погребения положили начало новому дербентскому еврейскому кладбищу, ряд фотоснимков первых надгробий прилагаются к статье.

По форме надгробия были просты и однотипны: небольших размеров, прямоугольная стела, средние габариты которой были примерно таковыми: 45х60х20, - поверхность их была слегка зачищена. Почерк общий для всех 12 памятников, что свидетельствует об одновременности нанесения поминального текста и возведения памятников. Характерные приемы мастера-резчика в оформлении текста, в расположении его на стеле фиксируются также на надгробиях этой группы.

Текст некролога трафаретный по стилю, начинается с упоминания дня смерти, далее идет имя усопшего и имя его отца, и дата – по дню от шаббата (словом), - название месяца, год в Малом счислении, указание на которое употребляется аббревиатурой [Кашовская, 2013, с. 55-62]. Только спустя 10-15 лет наблюдаются небольшие дополнения в стихе-некрологе и некоторое архитектурное разнообразие в оформлении стелы. Это может являться косвенным свидетельством окрепшего материального положения и стабильности в общине.

Рука абасавинского резчика неожиданно встретилась на камне из дербентской синагоги, известной под названием Келенумаз на улице Таги-заде (у нее есть еще одно - Келекуче), которую, опираясь на решение современной общины 2009 года, разобрали вплоть до фундамента.

По распространенной в еврейской общине Дербента легенде она была построена в XIX веке. В научной и популярной краеведческой литературе, газетных публикациях она отмечается как Большая синагога Дербента. Путешественниками описывается ее удачное расположение «в очень красивом старинном месте в центре города». К моменту разборки здание сохраняло вид, которое оно приобрело после ремонта и отделки 1914 года и когда, по замечанию старожилов, оно «было украшено замечательно красивыми росписями».

Это замечание относилось к большому залу синагоги. Стены зала были богато декорированы росписью, выделялся своим убранством оформленный колонами Арон га-кодеш – ниша-шкаф для хранения свитков Торы и других богослужебных книг. Теперь синагоги уже нет, и подробное описание из прошлого ее бытия останется единственным свидетельством. Светлый зал, с большим количеством окон, ярких красок роспись стен - то, что отличало дербентскую синагогу, запоминалось в ней. Оформление ниши для арон га-кодеша выполнено в стиле летних переднеазиатских дворцовых палат.

Этому направлению отвечали тонкие точеные деревянные две пары колонн, которые выделяли нишу от плоскости центральной стены. На колонны опирался антаблемент, во фризе которого изображены скрижали Завета, с записью 10-ти Заповедей в условных формулах. В гирлянде над скрижалями в сокращенном варианте записана молитва «Шма Исраэль». По всему периметру зала, почти под потолком, вырисованы картуши, в которые вписаны имена 12-ти колен Израилевых.

Все же, при всей деликатности ситуации, нужно отметить, что не все согласились с решением общины снести здание синагоги Келенумаз. Однако следуя ему, стали аккуратно и последовательно разбирать стены синагоги, помечая каждый квадр, вплоть до фундамента в надежде, что они пойдут в кладку нового здания, тем самым, продолжая древнюю историю намоленных камней. Тем более, что большое прошлое старых стен показало благородный пример новым строителям.

После того как была снята штукатурка, в кладке над Арон га-кодешем были обнаружены три закладных камня с вырезанными текстами и следами предыдущих ремонтных облицовочных работ. Характер обработки двух первых камней и руст на третьем, показали, что они были в разное время выпилены и обработаны, но штукатуркой и побелкой покрывались слоями синхронно. В последнюю побелку был добавлен синий пигмент (синька), ее следы есть на двух камнях.

Главная примечательность этих строительных блоков в надписях на еврейском языке. При визуальной оценке надписей на обоих камнях сразу отмечается разнохарактерный почерк, шрифты и техника обработки поверхности камня, на которые наносились тексты. Только многослойная побелка на первом камне изменила контур шрифта надписи, и неглубокие риски заполнены раствором.

Первый камень представляет собой прямоугольный строительный блок; он был выпилен из крупнозернистого известняка. Рваные края всех граней показывают на его вторичное использование. Шестистрочная надпись на еврейском языке выполнена в технике внешнего, но невысокого, рельефа резки. Был использован квадратный, рукописный шрифт (курсив) букв.

В надписи наряду с благословлениями указаны имена дарителей и дата постройки 5374 г., которая записана традиционным способом, используя буквы еврейского алфавита, по еврейскому Малому счислению, что соответствует христианскому 1614 году. Эта находка существенно укрепляет сведения, оставленные знаменитым путешественником Адамом Олеарием еще в 1635-36 году. Он писал, что «в городе нет христиан, здесь живут лишь магометане и иудеи писавшие себя из колена Вениаминова» [Олеарий, 1906 с. 410-412, 413; Козубский, 1906, с 47-48, 61-63].

Лицевая сторона второго блока оформлена прямоугольной формы экраном-картушем, в котором глубоким рельефом и квадратным печатным шрифтом вырезана посвятительная надпись. Текст довольно лаконичен, но указаны город Дербенд (Дербент) и дата: 5609 г. (1849 г. по Р.Х.) по малому счислению.

Две посвятительные надписи отражают определенную строительную традицию – отмечать этапы строительства, перестройки, ремонта, реконструкции и т.д. (яркий пример – строительные надписи над воротами стен Дербента). В данном случае мы видим аналогичный прием. Каменная летопись сохранила, возможно, особые этапы истории дербентской синагоги: общины и дома собраний – третий строительный камень содержал лишь указание на год – 1914 г.

Приходится сожалеть, что стены разобраны и ценнейшие для историков артефакты представлены вне его времени. Для общины и жителей утрата исторического контекста еще более непоправима. Надеемся, что, благодаря чуткости и деликатности, с которой жители города Дербента относятся к своей культурно-исторической памяти, эти две надписи займут надлежащее и достойное место в исторической летописи одной из старейших еврейских общин Кавказа и России.

Примечательно для эпиграфиста то, что почерк дербентского мастера, как со второго закладного камня, так и с надгробий кладбища 1830-1840 годов, был зафиксирован нами на первых надгробиях Маджалиса.

Из опыта каталогизации еврейских надгробных памятников Южного Дагестана.

Примечательно, что почерк дербентского мастера, как со второго закладного камня, так и с надгробий кладбища 1830-1840 годов, был зафиксирован нами на первых надгробиях Маджалиса.

В XIX веке это селение входило в Кайтаго-Табасаранский округ, этнографические описания о нем встречаются у путешественников еще с XVIII века. Иуда Черный в 60-х годах записывает предания о бегстве евреев в XVII веке из Ирана, которые «вынуждены были искать в Дагестанских горах пристанища от ширванских и персидских властей» [Черный, 1992, с. 24]. Гасан-Эфенди Алкадари в «Асари-Дагестан» приводит свидетельство, восходящее к XVII веку, о рас¬коле среди сыновей кайтагских уцмиев: семья одного жила в селении Маджалис, а другая – в Янгикенте. Там же упоминается и селение Джиу-Ата, от него к XXI веку остались развалины у подошвы горы у речки Нукерой, что на расстоянии «часа верховой езды от Маджалиса».

Еврейское кладбище Маджалиса действует в настоящее время. Расположено оно на северной окраине селения, на склоне горы. Занимает приблизительно площадь 800 кв.м. Все сохранившиеся надгробия (145) были зафиксированы, сфотографированы, обмеряны и зарисованы, тексты переписаны, составлен электронный каталог. По просевшим ямам можно попытаться восстановить реальное количество погребений: недостает 60 надгробий. Погребения друг от друга расположены в среднем на 1,5 метра; с учетом границ погребения 1,8х0,65 (визуально наблюдаемым), захоронений предположительно может быть на этой площади чуть более 200. Надгробия выполнены из местного камня – туфа и песчаника. Типологически они однообразны. Это стелы, которые в отдельных случаях украшены декоративными рамками, розетками, шестиконечными звездами. Все уцелевшие надгробия снабжены текстами на еврейском языке.

Даже в такой частичной сохранности они помогают восстановить хронологические рамки действия могильника. Первые, по датировкам самые ранние памятники относятся к 40-м годам XIX в. – этой датой является 1842 г. Всего этим временем датируются 6 надгробий. Почерки на них квадратного письма с курсивными элементами, идентичные дербентским этого же времени, и только на рубеже XIX-XX веков появляется квадратный печатный шрифт.

Эпитафии имеют единую формулу посвятительного текста: «Здесь был похоронен … в день … месяца … года … по малому счислению». Нужно отметить, что этот стиль оставался образцом и не менялся на всем протяжении существования могильника.

Наибольшее количество памятников приходилось на 40-70-ые года XIX века. Это было время Фирковича и жизни тех, кто мог быть свидетелем его пребывания в Маджалисе.

Очень хотелось найти памятники раввину Хануке бен Хаим и его сыну Рафаэлю бен Ханука. К сожалению, этих надгробий обнаружить не удалось, но Якибо бен Ханука, Хизкия бен Ханука в 60-х годах XIX века там были похоронены, как и Гузель, дочь Рафаэля. Так мы нашли только косвенное указание на описанные события.

В очерках о горских евреях Иуда Черный записывает материал, собранный к 1869 году, в статистической таблице очерка о Дагестанской области приводится почти равное количество домов: 110-116 [Черный, 1992, с. 24]. Он также сообщает о раввинской службе и женщинах-плакальщицах, что так растрогали его, но больше и чаще упоминает селение Янгикент близ Маджалиса и приводит почти равное количество домов для этих двух селений – 110-116 [Черный, 1992, 42].

В предыдущих статьях я отмечала, что в XVII веке в Дагестане основными районами, где жили горские евреи, являлись Дербентское ханство и владения уцмия Кайтагского. К XVIII веку вокруг Дербента и в прикаспийской долине р. Самур (Myшкур, Мискур) образовался сложный конгломерат потомков кавказских албан и переселявшихся сюда армян, азербайджанцев, отчасти арабов и татов, западных иранцев по языку, разного вероисповедания (иудаистов, т.е. «горских евреев – «джухур», мусульман – шиитов и суннитов, a также христиан-григорианцев) [Викторин 2015: 92].

Аул Нюгди-Мюшкюр находился на территории Дербентского ханства среди других селений – Ханджелькала, Бильгади, Пенджди и Мамрач: в них когда-то жили евреи, некоторые были чисто еврейскими, но, к сожалению, до настоящего времени лишь в Нюгди проживают несколько семей.

В XIX-XX веках Нюгди являлся примером настоящего дагестанского селения, где сплелись исторические судьбы трех народов: состав его населения – азербайджано-лезгино-еврейское. От их пребывания остались лишь кладбища, храмы и синагога. У горских евреев именовалось село Мюшкюр, отсюда и сохранилось другое название села – Нюгди-Мюшкюр [Тарихи «Дербенд-Наме» 2007: 40; Викторин 2015: 92].

Нюгди находится по береговой линии южнее Дербента – в 37 километрах, близ большого села Беленджи. Местные нюгдийские евреи считали себя переселенцами из Хели-Пенджика, но, как покажет дальнейшее изучение, их надгробия эпиграфически оказались очень близки общине Карчага.

В Нюгди сохранилось огромное еврейское кладбище, уцелевших надгробий чуть более 200, не считая тех 50 просевших могильных ям, над которыми не сохранилось надмогильных камней.

Иуда Чёрный, посетивший также и Нюгди, свидетельствовал, что на 1867 год в селении проживало 38 евреев, к 1886 году – 778, в 1897 году – 479, в 1926 году – 276 евреев.

Эпиграфические наблюдения позволили откорректировать статистику и уточнить датировку некрополя. Наиболее старые из обнаруженных намогильных памятников датируются началом XVIII века (1708 год), последние по времени относятся к 40-50-ым годам ХХ-го столетия.

Архитектурно-декоративное оформление надгробий на кладбище селения Нюгди получило особое развитие.

На середину XIX века приходится 60 надгробных камней (по сохранившимся эпитафиям), что примерно согласуется со сведениями И. Черного [Черный 1992: 42]. Это косвенно свидетельствует и о наибольшей плотности населения общины за весь наблюдаемый по эпитафиям период – XVIII-XX века.

В течение XIX века в селении соседствуют две нюгдинские общины: еврейская, переживающая свою активность, что увеличило ее почти вдвое, и армянская.

Армяне в 60-ые годы XIX века начинают работы по восстановлению храма. Это были довольно крупные строительные мероприятия, которые, вероятно, заменили небольшую часовню, стоявшую на этом месте до начала ХХ века, на здание церкви Св. Григориса. Эти ремонтно-восстановительные работы удивительно отразились на архитектуре и орнаментике надгробий еврейского кладбища.

До начала 70-х годов XIX века все типы надгробий представляли простые и неприхотливые формы стел, из порой грубо отесанных монолитных блоков. Ситуация резко меняется с конца 70-х годов XIX века.

Устанавливаются стелы, выполненные в совершенно другой камнетёсной традиции. Мастера выбирали для них плотный сероватый и желтоватый, плотной структуры песчаник, который в каждом конкретном случае отесывался с четкими геометрическими гранями, шлифовался почти до полировки, а фасадная поверхность украшалась тонко вырезанными, прекрасно орнаментированными арочными экранами-картушами, куда врезалась надпись.

По датированным надгробиям можно предельно точно отнести такие архитектурные изыски к 70-80 годам XIX века. Затем наступил некоторый примитив и вновь оживились строительные вкусы заказчиков ко вторым ремонтным работам на армянском храме.

Раввины еврейского аула Овед бен Мукдаши (1880-е годы), Ифтах бен Овадия (с 1906 года) видели только положительное в таком тесном, на бытовом уровне, контакте двух народов.

Последние по времени надгробия относятся к 40-50-ым годам XX-го столетия, когда в селе оставалось не более десятка семей.

Эпитафии XIX века наиболее информативны, они дают новую формулу записи даты, где счет дней ведется от шабата и от новолуния, круг счисления указывается как по Малому счислению (לפ''ק), так и по Сотворению мира (לב''ע, ליצירה).

Евлогии записывались, большей частью, в сокращениях, заупокойные и благопожелательные молитвы довольно часто использовались и очень разнообразны.

Почерки не настолько вариативны, скорее всего, в общине было всего 3-4 мастера, которые владели ремеслом резчика и знали язык. Применяемые шрифты оказались близки памятникам из селения Хели-Пенджик и аула Карчаг.

На сегодняшний день в с. Нюгди проживают представители трех этноконфессиональных общин.

Подобный пример совместного проживания может являться важным направлением в преодолении деструктивных процессов на Кавказе.

Одно из самых ранних упоминаний об ауле Марага относится к середине XVII в. О нем в своем «Описании путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно» пишет «голштинский посол» Адам Олеарий. Дагестан лежал на пути посольского путешествия 1636-37 годов, пришлось сделать несколько остановок в городах и селениях.

Олеарий описывал природу гор и приморских лагун, быт, обычаи народов, привел небольшой рассказ о торговле табасаранских евреев в Шемахе и упоминал в связи с тем затерявшийся среди ущелий аул Марага – как одну из торговых остановок [Олеарий 1906: 487; Козубский 1906: 61-63].

Об этом селении упоминает в своей исторической хронике «Асари-Дагестан» («Исторические сведения о Дагестане») ученый-историк, философ, поэт-просветитель, общественно-политический деятель Дагестана конца XIX и начала XX веков Гасан-Эфенди Алкадари (1834-1910 годы). Он хорошо знал историю и культуру народов Дагестана, быт, обычаи, сам был участником и свидетелем многих исторических событий. Например, ему довелось присутствовать при пленении Шамиля 25 августа 1859 года. Эту историю Алкадари удалось передать в стихах:

«Но ведь несколько роз не превратят степей в цветник.
Необходимо о будущем серьезно подумать
И не пропустить удобного случая ветрено.
Есть пословица, - умному довольно намека, а глупец не поймет,
Если даже повторно прочесть ему Тору, Евангелие и Псалмы».

Многоголосье горных аулов в поэтических строках Гасана Алкадари можно отнести ко всем старым селениям Дагестана, где встречались, в том числе, «из древних групп, не принявших ислама и уплачивавших выкуп, евреи и армяне. Для характеристики народа Табасарана он приводит предание, которое гласит, что «раньше он (Табасаран) был иудейским».

Следующий раз он упоминает о Мараге в связи со строительством крепостей на окраинах Дербента Язидом, правителем Дербента, в 116 (763) году, когда хазары, придя с большими силами, осадили Дербент.

Позже Алкадари называет это селение при перечислении аулов и земель округа Кайтага и Табасарана, куда входили Нижний и Верхний Кайтагские участки и Северо-Табасаранский участок: «из Северо-Табасаранских селений Марага, Мугатырь, Дарвах и Хучни говорят на азербайджанском тюркском языке, а жители селений Джалган. Рукель, Кемах, Зидьян, Гимейди, Митаги и Бильгади говорят на татском языке, который, подобно языку местных евреев, относится к ветвям персидского языка».

О Мараге упоминает в своем описании о горских евреях еврейский путешественник Иуда Черный (1835-1880 годы), он насчитал в ауле 16 «дымов» в 60-ых годах XIX в. [Черный. 1992: 42].

Однако у И.Ш. Анисимова среди селений Табасарана, где были еврейские дома, Марага уже не упоминается. Можно предположить, что количество семей к рубежу XIX-XX веков заметно уменьшилось и оставшимся пришлось переселиться в соседние селения Хели-Пенджик, Хучни и другие.

В настоящее время в этом селении живут лезгины. Старый иудейский квартал находился на северо-западных высотах селения, а кладбище – на склоне ущелья.

Все, что нам, удалось обнаружить в некрополе – это три надгробия, два из которых уцелели вкопанными в грунт над могилами. Третий памятник зафиксирован нами лежащим на земле и, скорее всего, не на своем первоначальном месте. Все три памятника представляют прямоугольные стелы, выполненные из местного камня, известкового туфа. На одном из них вырезан прямоугольный экран, в котором выбита надпись. Надписи выполнены на еврейском языке, на двух памятниках очень плохой сохранности, из-за чего не удалось вычитать тексты полностью.

Первое надгробие найдено извлеченным из земли, видимо, произошло это действие достаточно давно, т.к. практически по всей длине надгробия (около 2-х метров) поверхность одного цвета и без каких-либо следов углубления. Но, тем не менее, по положению данного памятника можно только предположить, что углубление было на 60-70 см. – это расстояние от картуша до нижнего горизонтального ребра. Верхний край надгробия закруглен, а нижний, наоборот заострен.

Надпись в картуше распределена равномерно, по легкой разметке, но плохая обработка поверхности, неглубокий рельеф и образовавшиеся вследствие эрозии каверны способствовали разрушению текста, потому не все слова эпитафии вычитываются.

Довольно трудно поддается расшифровке строка, где как раз указывается дата: ש'ה'ל'כ'ה' – над каждой буквой даты поставлены дополнительные риски-ригели; формула даты записана в Малом счислении, на что указывает аббревиатура לפ''ק на строке ниже, и тогда предлагается для прочтения [5]360 (1600-й) год. Мастер использовал курсивный шрифт, его личный почерк проявляется в начертаниях отдельных букв: «אалеф» – он на строках расположен вертикально, «שшин» – широкий и скругленный, «לламед» – соединение почти геометрических линий.

Второй, самый ранний из уцелевших камней, также подвергся эрозии. Слегка обработанная поверхность от выветривания покрылась мелкими кавернами, наросшие лишайники дополнили процесс разрушения, первые строки полностью стерлись.

Затруднены для прочтения и три нижних строки, дата указана на предпоследней строке – [5]271 год (1511-й), записанная в традиции Малого счисления.

Надпись нарезалась на не разлинованной поверхности, мастер на глаз держал направление строк, из-за чего они к левому краю уходили вниз.

Размер букв курсивного почерка этой надписи примерно одинаков (заключаем по букве «שшин», которая встречается в тексте трижды) и вырезаны они в неглубоком рельефе, что, вероятно, и послужило причиной разрушения большей части эпитафии.

Эти два памятника лапидарного письма, представляя восточно-кавказскую диаспору XVI-XVII веков, отражают местную традицию письма, его квадратный почерк неизбежно склонялся к полукурсиву или вообще курсиву, к упрощенной его форме.

Как показывает опыт изучения надгробных памятников Дагестана, приемы письма и архитектурные типы надгробий (несмотря на широкое распространение стелы как формы могильного памятника) являются для каждой общины своими, оригинальными. Поэтому можно признать, что, если на могильнике другого селения обнаружен аналогичный почерк, он может свидетельствовать о контактах между общинами или миграции, возникавшей по тем или иным мотивам.

В 40-50-ых годах XIX века, когда Кавказская война переходит в новую стадию: имамат Шамиля против России и местных вождей и правителей, не желавших подчиняться власти имама, эти миграционные процессы носили социально-политический характер.

Хели-Пенджик

Как мы писали ранее, к XIX веку еврейское население в Дагестане было по-прежнему сосредоточено в основном в сельской местности. В Кюре еврейские кварталы имелись в селениях Имам-кули-кент, Мамрач, Хош-Мемзиль, Араг, Ханджалкала. В Кайтаге - Маджалис и Янгикент, в Тарковском владении - Эндирей, Аксай, Костек и Тарки, в Дербентском владении - Рукель и Аглаби, а селения Абасава, Селах, что рядом с Хучни, и Нюгди-Мюшкюр были чисто еврейскими. В Табасаране Корчаг и Хели-Пенджик наряду с другими еврейскими селениями Араг, Джерах и Гимейди, находились в горных областях и непосредственно примыкали к Дербентскому ханству с юго-запада. Исследователи отмечают, что диалект жителей этих селений очень близок к дербентскому и практически неотличим от него. Возможно, что, именно, сосредоточенность их в сельской местности сохраняла эту устойчивость языка.

Заселение этих горных долин связывают со второй волной миграций иранских евреев на Восточный Кавказ, которая была связана с тем, что в XVI веке этот регион был подчинен Ираном. Шах Аббас I (1587-1629) для того, чтобы усилить свои позиции, переселил туда несколько тысяч человек из Ирана, в том числе и евреев. Часть евреев была поселена им на востоке Грузии, часть - в Дербенте и в некоторых селах, расположенных к югу и юго-западу от него.

После того как горские евреи покинули свои прежние места проживания, прошло немало времени, но топонимика сохранилась. Так, например, в селении Хели-Пенджи, покинутом горскими евреями в начале XX века есть места, названные местными жителями «Еврейская скала» и «Джууд-куче» (букв. «Еврейская улица»), что напоминает о живших здесь когда-то горских евреях.

Старое кладбище в современном селении не сразу удалось найти. Оно расположено при въезде в селение, слева у трассы, в 500 м. от указателя населенного пункта. Кладбище занимает площадь около 200 кв. м., в каждом ряду по 4, иногда 5 надгробий, приблизительно, в 9 рядов. Жилые дома, подходящие вплотную к кладбищу, и разрушения не позволяют восстановить прежние его границы. Уцелело 44 памятника, между ними еще 12 просевших могильных ям без надгробных стел.

Все надгробия представляют собой стелы, без какого-либо орнамента, только на некоторых были вырезаны экраны, в которых были вырезанные поминальные тексты. Хронологические рамки некрополя: 50-ые годы XIX в. - самое начало XX в., что позволяет судить о кратковременности поселения: в одно-два поколения. Представлены несколько видов почерков, ходивших, практически, в одно и то же время, два из них находят параллели с эпитафиями из Нюгди этого же времени, причем они и стилистически очень близки. Сами эпитафии довольно однообразны: вступительная формула только одна: «по никбар» «здесь покоится» - полная и аббревиатурная запись (פ''נ). Способом передачи даты - здесь всегда была запись по Малому счислению (לפ''ק), - а также редко употребляемыми эпитетами, кладбище селения Хели-Пенджик сближает с соседней общиной Корчага.

Корчаг (Карчаг)

Основание аула Корчаг, по некоторым археологическим данным, относится ко второй половине XVI в. Расположился он на расстоянии около 40 км. юго-западнее древнего города Дербента, важнейшего торгово-ремесленного центра Кавказа.

Происхождение иудейской общины в селении Корчаг предание относит к середине XVII в., т.е. к персо-мидийскому переселению евреев в Кубу 1646 года и последовавшей новой миграцией в Корчаг [Беккер 2015: 18]. Тем самым, она являлась одной из старейших в Южном Дагестане и входила в состав Табасаранского ханства. Ближе к XIX веку значительная их часть переехала, предположительно в селения Кюринского ханства: Мамрач, Ашага-Араг, а немного позже из Арага они вновь переселись в другое селение Кюринского ханства - Ханжелькала. Во всех перечисленных поселениях евреи жили по соседству с лезгинами.

Современный Корчаг расположен в живописной Корчагской долине в 12 км от районного центра Касумкент и считается одним из крупных селений Сулейман-Стальского района. В 1,5 км к юго-западу от него расположено селение Старый Корчаг. На северо-западной окраине находится еврейское кладбище, местные жители называют его «Чувуд сурар».

Предположительно, все горско-еврейское население, покинув Корчаг, поселилось в г. Дербенте. После ухода жителей из Старого Корчага остались фундаменты жилых помещений, развалины мусульманской мечети и три кладбища - еврейское, лезгинское и азербайджанское.

Иудейский некрополь находится на вершине большого глиняного холма, доминирующего над современным селением на юго-западе. Издали видны на вершине остатки крепостных построек, полуразрушенные сторожевая башня и стены, сложенные из песчаника, в 500-ах метрах левее от строений на плато располагается мусульманское кладбище. По левому склону за гребнем уже еврейское кладбище – гребень стал естественной границей между двумя некрополями.

Камень надгробий песчаник, стелы, почти все оформлены экраном-рамкой по образцу мусульманского кладбища, расположенного рядом, чаще прямоугольной или треугольно-арочной формы. Встречены и точные копии с мусульманских образцов, где экраны антропоморфной формы, а поля декорированы резной плетенкой.

По уцелевшим эпитафиям хронологические рамки существования общины и некрополя от 90 годов XVIII в. до 20-х XX в. Эпитафии, выполненные неглубоким внутренним рельефом, частично или полностью выветрены. Последняя дата на уцелевших надгробий некрополя Корчаг 1914 г. (к сожалению, ожидаемого времени конца XVII в. зафиксировать из того, что осталось, не удалось). Обращает на себя внимание несколько надгробий-стел, точные копии с мусульманских образцов, где экраны антропоморфной формы, а поля декорированы резной плетенкой, почти такие же мы обнаружили в селении Джерах.

Устойчивое на несколько поколений существование общины обеспечивала активная хозяйственная жизнь. В Корчаге занимались виноградарством, культивировали фруктовые сады, шелковичные деревья, сарачинского пшена (риса), маиса; занимались также выделкой сафьяна, кож, ковроткачеством, вязанием, вышиванием. Видимо, какие-то особые условия 1914 года заставили их переселиться ближе к морю, допустим, в Нюгди.

Джерах

Одну из самых интереснейших исторических судеб представляет еврейская община селения Джерах. Аул находится в глубинных районах Табасарана, на высоте около 500 м. над уровнем моря. В XVIII-XIX веках это был крупный населенный пункт Табасарана, в котором располагалась резиденция хана, и здесь жило около 100 еврейских семей. Уцелевшие вокруг селения кладбища могут быть ценнейшими историческими свидетельствами в отсутствии иных источников.

Иудейское кладбище расположено в окружении двух больших мусульманских кладбищ, это косвенно подтверждает, что к середине прошлого века Джерах населяли мусульмане и еврейские семьи. Есть сообщение, что к 60-ым годам XIX в. Джерах был исключительно еврейским аулом, и что жило там всего 20 семей, что через 20 лет там было уже 49 домов, 30 из которых принадлежали евреям. Другие источники также говорят о захвате в 1843 г. аула Джерах одним из отрядов Шамиля, который вел Хаджи-Мурат. Многим евреям удалось тогда заблаговременно бежать, но дома, вероятно, большей частью, были сожжены, т.к. на 1869 г. Иуда Черный отмечает всего 20 «дымов» [Черный 1992:42]. О действиях другого отряда под началом Абдалла-бека, что устроил в еврейском квартале Джераха резню и многих жителей угнал в плен, сообщают другие кавказские хроники.

На уцелевших надгробиях иудейского кладбища нанесены поминальные тексты, тексты все датированы полно и точно. Хронологические рамки действия некрополя от первых годов XIX в. до 20 годов XX века. Самый ранний памятник датируется 1800 годом. Архитектурные типы надгробий, почерк и язык текстов первых надгробий показывает тесную связь с общиной Карчага. На трех ранних по времени надгробий, экран имеет антропоморфные очертания, как в Карчаге. Они - небольших размеров стелы, выполнены из мшанкового известняка, покрыты мхами и лишайниками. По центру у них вырезан антропоморфный экран. Текст нанесен только на одном из трех, набит квадратным курсивным почерком и он заполнил всю прямоугольную часть экрана. Для текста поверхность не была обработана дополнительно, размер букв и строк резчик выдерживал на глаз. Стелы с антропоморфным картушем на данном некрополе встречаются только в четырех случаях – это надгробия под номерами 002, 010, 013. В Джерахе они появляются с разницей 15-20 лет после Карчага (070, 071, 072, 084), в 10-20 годах XIX века. По Карчагу установлено заимствование этого типа с мусульманского кладбища этого же селения. На памятниках Джераха (005,006,007,010,013) разного времени отмечены аналогии почерку с некрополя Карчага (019, 070), что свидетельствует о постоянных контактах между общинами.

Все надгробия на кладбище Джераха - стелы, и многие украшены рамками, экранами, иногда они завершались арочными контурами. Первые 40 лет стелы не отличались сложными архитектурными формами, только после окончания кавказской войны стали сельчане украшать памятники своим усопшим сородичам. Образцы находили у своих соседей или от переселившихся новых односельчан. Так в 60-80 годах появляются памятники аналогичные Карчагу и Нюгди, а в 90-х годах XIX века и начало XX-го отмечается архитектурно-художественное влияние маджалисских типов на оформление памятников в Джерахе.

Почерки и шрифты встречаются самые разнообразные: выявлено более 8 образцов почерков. Почерки варьируются от курсива до строгой печатной квадратной формы, несмотря на то, что поселение было замкнуто горными отрогами. Обращает на себя внимание, что не один из почерков не приобрел устойчивость. Тоже можно сказать и об эпитафиях: они очень разнообразны, но нет доминирующей. Обнаруживаются несколько общих стилистических формул в поминальных стихах Джераха, которые зафиксированы также в Маджалисе, Карчаге, Нюгди, Хели-Пенджике. Однако стоит отметить и один особый, характерный только для этого селения, оборот – это употребление в эпитафиях (на 10 памятниках, в течение более 15 лет) отрывков из Псалмов. Употребление в эпитафиях изречений из Псалмов не редкий случай, но для кладбищ Южного Дагестана этот - неизвестный, - и очень интересно будет проследить его источник.

По эпиграфическим наблюдениям, именно, период Кавказской войны (1817-1864 гг.) характеризуется мобильностью языка надгробных текстов, неустойчивостью почерков, особым разнообразием архитектурных форм надгробий. Видимо, в ауле, в межгорье, до какого-то времени находили себе убежище сородичи из других селений. Но в разгар войны и эта община страдала от преследований.

Самая поздняя из зафиксированных на уцелевших надгробиях эпитафий 1916г. Во время гражданской войны, как показывают эпитафии, евреи покинули Джерах и больше туда не возвращались.

В мирное время в Джерахе занимались виноградарством, культивировали шелковичные деревья, выращивали сарачинское пшено (так называли рис), маис, занимались выделкой сафьяна, кож.

Итоги

В изучении исторического прошлого общин горских евреев важны любые свидетельства, т.к. этих свидетельств почти и не сохранилось. Ранее, в «Статье 1», отмечалось, что исторические рассказы и заметки путешественников разных времен, которые дошли до наших дней, существуют, большей частью, как вкрапления и до сих пор не собраны.

Одним из инициаторов изучения и систематизации источников по истории, культуре, быта горских евреев в этом регионе, дошедших со времен средневековья, был иранист и кавказовед профессор Всеволод Федорович Миллер (1848-1913). Во время поездки на Кавказ в 1883 г. Миллер посетил места проживания горских евреев и заинтересовался историей их появления. В своих работах он заложил основы изучения еврейско-татского языка. Подобный подход в описании горско-еврейских общин продолжил молодой горский еврей Илья Шеребетович Анисимов (Элиягу б. Шербет Нисим-оглы), ставший впоследствии его учеником.

Первая статья И.Ш. Анисимова, опубликованная в 1881 г. в русско-еврейском журнале «Рассвет», была посвящена свадебному обряду у горских евреев Кубы, и уже тогда автор не ограничивал себя в изложении этнографическими зарисовками и бытописанием, а дополнял их историческими экскурсами. В 1886 г. Московское археологическое общество командировало Анисимова на Кавказ для исследования горских евреев.

Анисимов пишет, что до путешествия у него были кое-какие сведения о численности горских евреев, доставленные главными раввинами Северного и Южного Дагестана (Рабби Яковом Ицхаковичем и Рабби Хаскелем Мушаиловым), но они были не полны и требовали проверки на местах. В такой же проверке и пополнении нуждались и те сведения о быте его единоверцев, которые он сохранил в памяти с детства. Во время поездки, продолжавшейся три месяца, Анисимов посетил 88 населенных пунктов, в которых проживали горские евреи (в 1888 г. он опубликовал обширную статью «Кавказские евреи-горцы»).

Следует также назвать антропологические исследования среди горских евреев в начале XX в., которые проводили К. Курдов и С. Вайсенберг. В 1920-х гг. на Кавказе под руководством профессора Николая Ансерова (1894—1944гг.) также были проведены широкомасштабные антропологические исследования, в рамках которых были исследованы 302 горских еврея из Кубы. Результаты этих исследований были опубликованы в 1929 г. В продолжение списка, можно указать исследования евреев Кавказа Феликсом Шапиро (1879—1961гг.), известным деятелем еврейского образования в Азербайджане и автором иврит-русского словаря. Он прибыл в Баку в 1913 г. и был назначен инспектором еврейских школ. Его очень заинтересовали горские евреи, и он побывал в нескольких еврейских общинах Закавказья.

Материалы по горско-еврейскому фольклору кроме И. Ш. Анисимова и Вс. Ф. Миллера собирал также смотритель Варташенского училища М. Бежанов. В 1922 г. А. 3. Идельсон опубликовал исследование, посвященное синагогальному пению у горских евреев.

В послереволюционные годы большой вклад в изучение татско-еврейского языка внесли лингвисты Нафтали-Цви Анисимов, племянник И. Ш. Анисимова, составивший «Грамматику татского языка» (М., 1932 г.) и Борис Всеволодович Миллер, сын В. Ф. Миллера.

В 1936 г. ленинградский этнограф Иосиф Пульнер опубликовал в журнале «Советская этнография» статью, в которой подчеркивал важность исследования культуры горских и грузинских евреев.

После окончания Великой отечественной войны горский еврей Миши Ихилов защитил в Институте этнографии АН СССР в Москве диссертацию о горских евреях. Для подготовки диссертации он несколько лет провел на Восточном Кавказе, где собрал обширный этнографический и архивный материал. Он занимался изучением жилища и костюма горских евреев, их ремесел, сельского хозяйства, обычаев, семейных отношений. В 1950—1960-х гг. М. Ихилов опубликовал несколько статей о горских евреях, но отвечающих духу советской идеологии тех лет. В послевоенный период исследованием литературы горских евреев занималась Галина Мусаханова. В 1994 г. Ю. Мурзаханов составил аннотированный библиографический указатель «Горские евреи».

С учетом современного состояния историографии и скудности письменных источников в вопросе истории горских евреев эпиграфическое направление, как нам кажется, может стать одним из самых перспективных. Описанные в 10 статьях районы обеспечивали широкий исторический и, одновременно, географический радиус ретроспективного путешествия, которое возможно было осуществить только благодаря помощи и поддержке дагестанских коллег и партнеров. К сожалению, объездить все селения, которые как-то были упомянуты всеми, выше названными, моими предшественниками, мне не удалось. Но все же это были Куба, Алпан, Рустов, Кусары, высокогорный аил Грыз – в Азербайджане. В Дагестане – это были, конечно, Дербент и Маджалис, Нюгди и Корчаг, Араг, Сиртич, Джерах, Марага, Хели-Пенджик, Янгикент, урочище Джиу-Ата. Основными объектами нашего исследования стали надгробные камни.

Всего на 9 исследованных некрополях, вышеупомянутых селений Южного Дагестана, удалось зафиксировать более 780-ти эпитафий.

Корпус-каталог эпитафий формировался по мере накопления эпиграфического материала по хронологии и топографии. Тексты сведены в таблицы по хронологическому принципу и по возрастанию порядкового регистрационного номера, присвоенного надгробию в ходе полевой фиксации. Такая таблица позволяет провести перекрестную сверку результатов полевой фиксации, и прикладной характер ее расширяется, когда количественный показатель накладывается на хронологические периоды.

По мере накопления альбома чертежей с каждого некрополя, стали выявляться аналогии, синхронность распространения типов, о чем вы находили постоянные ссылки в статьях.

Почерки и шрифты с обследованных некрополей, которые также собраны нами в таблицу показывают не только уровень религиозности в общинах, знания библейского текста, но и владения языком, умения сложить эпитафию. Сводная таблица увеличивает источниковедческие возможности, обеспечивает точный исторический срез отдельно взятой эпитафии во времени и пространстве. Неизвестные нам мастера передавали шрифты от курсива до строгой печатной квадратной формы, но в каждой общине были свои почерки. Наблюдается и активные контакты между общинами.

Показательна община аула Джерах, где, несмотря на замкнутость поселения горными отрогами, мы зафиксировали 8 почерков из других селений Южного Дагестана. Отмеченные аналогии говорят о сохранении языковой ивритской письменной традиции, которая сохраняла себя вплоть до начала XX века. Стилистические обороты эпитафий, как и подбор евлогий-молитв сближают еврейские общины Дагестана с остальными регионами восточно-каспийской диаспоры.

В заключение можно сказать, что эпитафии дополняют, а в иных случаях восстанавливают историческую картину жизни общин горских евреев Дагестана в пределах XVII-XX веков.

Наталья Кашовская
stmegi.com

Прочитано 2974 раз

Читайте нас на:

    

    Канал Gorskie.ru в Telegram

Еврейский информационный центр

Gorskie.ru - первый сайт горских евреев, основанный в 2000 году. Мы являемся независимым информационным проектом, рассказывающем не только о жизни евреев Кавказа, но и о еврейских общинах по всему миру.

 Gorskie.ru на Twitter Gorskie.ru на VK Gorskie.ru в Одноклассниках 

Информация

Архив

« Март 2024 »
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
        1 2 3
4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28 29 30 31

Подпишитесь